Вайолетт Винспер: Вайолетт Винспер

— Мы также выращиваем миндаль, апельсины, оливки, абрикосы, айву и инжир. Наши почвы чрезвычайно плодородны, так как их питают подземные источники. Да и мой внук Дуэйн полон разных идей, которые ему удается превратить в жизнь, так что теперь на наших плантациях, кроме фиников, мы производим гораздо больше других фруктов, чем в прежнее время.

Янтарные спелые плоды сверкали в зелени ветвей. Когда машина повернула налево, то Нанетт показала Рослин одиноко стоящий белый дом в мавританском стиле. Его стены были как будто объяты пламенем алой бугенвиллии, напоминающей кровь дракона.

— Дуэйн, когда приехал сюда, захотел жить один, в доме управляющего, — сказала Нанетт. — Этот дом всегда казался мне уединенным, спрятанным среди деревьев, но Дуэйн был неумолим. — Она засмеялась и потушила сигарету. — У него железная воля, и она ранит женщин, пока они не сдадутся ему на милость.

Вскоре и дом Дуэйна остался далеко позади, а они все ехали и ехали по дороге, по обеим сторонам которой рядами росли низкорослые апельсиновые деревья. Их аромат наполнял воздух и казалось, что одновременно справляется тысяча и одна свадьба. Рослин все вдыхала этот аромат, и она была уверена, что всю жизнь он будет ее преследовать, как вдруг ей стали видны высокие мавританские стены и ворота, ведущие в Дар-Эрль-Амру.

Через арку, напоминавшую огромную подкову, они въехали во Двор Вуалей, где когда-то давным-давно не спеша прогуливались любимые наложницы аги, и при каждом шаге позвякивали на их щиколотках золотые украшения. Лица закрыты чадрами из тонкой ткани, и лишь глаза, застенчивые или хитрые, как у персидской кошки, оставались открытыми.

Рослин выбралась из машины и стояла в оцепенении, разглядывая плиты мозаики, треугольник фонтана и огромных размеров тенистое дерево, как бы разбрасывающее зеленоватую прохладу по всему пространству двора. Что-то символическое и радостное было в этом дереве. Казалось, что листья были вырезаны из нефрита.

— Не думаю, что когда-нибудь в своей жизни я видела что-то более прекрасное, чем это место, — обернулась она к Нанетт, и в лучах солнца ее глаза ожили и заблестели.

— Я предсказываю, что Эль-Кадия преподнесет тебе еще много сюрпризов, — улыбнулась Нанетт. — А теперь давай пойдем в дом. Ты слышишь музыку? Это — Тристан, работает над своей новой оперой.

Они прошли по сводчатому проходу, украшенному лепниной. Музыка становилась все слышней, но когда высокие каблуки Нанетт застучали по плиткам большой гостиной, звуки смолкли. Это была огромная комната с высокими потолками, выполненными из кедровой древесины.

Пол был застлан великолепными восточными коврами, кругом стояли низкие диваны и столики, лампы с чеканкой и инкрустацией из стекла цвета драгоценных поделочных камней.

— Бабушка! — воскликнул по-французски худощавый молодой человек. Он стремительно поднялся из-за инструмента и подошел к ним. На вид ему было около тридцати, во всяком случае, так решила Рослин. Он был среднего роста, с темными волосами, слегка тронутыми сединой, романскими глазами и удивительно напоминал своего покойного брата.

Рослин, должно быть, побелела, так как, несмотря на его вежливый поклон и приветственную улыбку, она заметила озабоченность во взгляде, а его пальцы крепко сжали ее руку.

— Добро пожаловать, Рослин, — произнес он по-французски. — Надеюсь, вы уже хорошо себя чувствуете.

— Последние слова были сказаны по-английски.

Рослин вздохнула с облегчением: он, так же как и его бабушка, хорошо говорил по-английски. Даже если когда-то она и говорила немного по-французски, то сейчас она абсолютно ничего не помнила, как не помнила и всего того, что было с ней до катастрофы. Как не помнила она и Арманда, своего возлюбленного, голос которого, возможно, был таким же, как и у Тристана, а прикосновение его рук таким же нежным.

— Я ничего не помню, — сказала она ему. — А в остальном чувствую себя очень даже хорошо. Спасибо месье.

— Наверное, вы чувствуете себя, как новорожденное дитя. — Улыбка обнажила его ровные белые зубы. — Я полагаю, это интересно вновь родиться взрослым и открыть для себя по-новому целую гамму чувств и ощущений.

— А теперь, мой дорогой, позаботься о том, чтобы этому дитя и мне принесли кофе. Я умираю от жажды после долгой поездки, да и у Рослин уже вполне достаточно впечатлений за сегодняшнее утро.

Тристан насмешливо вскинул брови, посмотрел на свою очаровательную и элегантную бабушку и направился к центральному проходу. Он хлопнул в ладоши, и тотчас возникла фигура в белом, которая также быстро исчезла.