Аурелия Хогарт - Решать тебе, дорогой!

Увидев появившийся в его руках конверт, Мелинда сделала знак Шире. Затем улыбнулась Максу — ему одному, Хейли как будто здесь и не было.

— Шира возьмет.

Сначала та взяла со столика два стакана с напитком. Один подала Мелинде, которая к этому времени встала с резного кресла. С другим Шира направилась к Хейли.

— Прошу, угощайтесь, — с некоторой вкрадчивостью произнесла Мелинда, улыбаясь Максу.

— Берите! — шепнула ему Шира, забирая конверт с деньгами и вручая другой стакан Хейли. — Угощение из рук гуру — большая честь!

Максу осталось лишь шагнуть вперед и взять предлагаемый бокал.

— Я просто счастлив!

— Пейте, — негромко сказала Мелинда. И наконец вспомнила о Хейли: — И вы, милая моя.

Прекрасно зная, что находится в стаканах, оба тем не менее сделали два-три глотка.

— Еще, — сказала Мелинда. — До дна!

Спорить не приходилось.

Когда минуту спустя Шира забрала у Хейли и Макса пустые стаканы, в руках Мелинды появились белые агатовые бусы.

— Наклоните голову, Макс.

Он выполнил просьбу, и Мелинда собственноручно надела на него бусы.

— Вот так… Замечательно.

— Благодарю вас!

Вероятно, это некий знак принадлежности к кругу избранных, догадалась Хейли. Или принадлежности лично Мелинде?

От этой мысли ей стало плохо…

— Много не ешь, — едва слышно предупредил Макс, когда Шира усадила их с остальными — на циновку перед длиннющей, уставленной блюдами скатертью. — Думаю, травка здесь всюду.

— Да-да…

У Хейли уже слегка кружилась голова — то ли напиток начал действовать, то ли от обилия курящихся благовоний и цветочных запахов, то ли от тревоги, вызванной явным интересом Мелинды к Максу, то ли от всего сразу.

Стремясь немного отвлечься от обилия мыслей, Хейли огляделась по сторонам и увидела, что обитатели ашрама уже веселятся напропалую. Раскрасневшиеся, с блеском в глазах, они нараспев повторяли мантру. Над импровизированным столом волнами прокатывалось:

Все это смешивалось с перемежающимися звуками тамтамов и ситара. Позже кто-то затянул песню, которую подхватили все находящиеся в большом шатре. В ней тоже говорилось о гармонии и Вселенной.

Именно тогда Хейли заметила, что многие начали обниматься, иные целовались, а некоторые парами поднимались из-за стола. На возвышающихся то тут, то там помостах появились танцовщицы — все как одна в светлых туниках, с распущенными волосами и гирляндами цветов на Шее. По мнению Хейли, некоторые признаки свидетельствовали о том, что под туниками на девушках ничего нет.

Эта догадка странным образом взбудоражила Хейли, хотя сами девушки здесь, разумеется, были ни при чем.

Сообразив, что угощение Мелинды уже давно действует на нее, Хейли решила отвлечься с помощью привычных профессиональных действий. Проще говоря, вновь вынула из сумочки тюбик-фотоаппарат и принялась делать снимки.

Подобное решение было с ее стороны опрометчивым.

Она не учла, что необычное состояние мешает ей контролировать себя. Если бы не Макс, неизвестно, чем бы все кончилось. Он вовремя заметил, что Хейли слишком открыто нацеливает тюбик губной помады на ближайшую танцовщицу, и поспешил принять меры. Попросту обнял Хейли. Потом шепнул на ухо, чтобы убрала тюбик в сумочку и больше не вынимала.

Только тогда Хейли сообразила, что чуть не провалила дело.

Однако эта мысль была тут же вытеснена другими. Хейли заметила, что Макс на миг застыл, глядя на ее скрытую под летним платьем грудь, но потом отвернулся — с неохотой, явно сделав над собой усилие. И Хейли поняла, что ему тоже приходится бороться с действием афродизиака…

Она в который раз обвела взглядом окружающее пространство, и у нее зарябило в глазах от изображенных на черных шелковых ширмах обезьян, слонов, попугаев, павлинов и прочей живности. В какой-то момент ей почудилось нечто странное. Она готова была поклясться, что из-за ближайшей ширмы доносятся тихие, но полные чувственного томления женские стоны. Вскоре к ним присоединились мужские. Похоже, совсем близко, практически рядом, кто-то уже самозабвенно предавался страсти. Вероятно, для этого здесь и существует множество огороженных шелковыми ширмами закутков…

От внезапного открытия Хейли стало трудно дышать. Воздух будто сделался плотным, вязким, звук тамтамов не плыл в нем, а бултыхался. Одновременно он проникал всюду, пробирал до самых костей, задавая единый чувственный ритм всему происходящему…