Кэй Мортинсен - Подари мне горы!

Их взгляды опять встретились, и он увидел в глазах Дженнифер испуг и пассивное ожидание. Ее инертность, покорность всем и вся и раньше раздражали и злили его. В сложившейся ситуации она должна была бы накричать на него, потребовать от незваного гостя объяснений столь наглого наезда и, может, даже попытаться выгнать его из дома. Но она лишь пугливо ждала, когда на нее обрушится весь свод небесный.

Бардалфу захотелось растормошить ее и вдохнуть в нее жизнь. Захотелось вывести ее из себя и увидеть, какой она может быть в гневе. В то же время его обуревало неимоверное желание приласкать и оградить ее от всех напастей, как ограждают маленьких детей и беззащитных животных. Она была слишком уязвима. Слишком ранима. О черт, что же ему делать, как поступить?

В конце концов он решительно подошел к ней и нежно взял за руку. Пальцы Дженнифер затрепетали, и в ту же секунду их трепет, казалось, передался всему ее телу. Он заглянул ей в глаза и в их бездонной и грустной голубизне прочел лишь одну фразу: «Я знаю, что сейчас ты скажешь мне нечто неприятное».

— Сядь.

Ему потребовалось собрать в кулак волю и отбросить всякую жалось, чтобы произнести это слово твердым голосом. Он взял ее за плечи и довольно резко усадил за кухонный стол. Она, не мигая, уставилась на него, и он тотчас стал утопать в ее больших и необыкновенно выразительных глазах.

— В чем дело? — шепотом спросила Дженнифер.

Бардалф придвинул к столу другой стул и уселся в полуярде от нее. Женщина тотчас вся сжалась в комок и поспешно прикрыла руками голые колени. В ее глазах опять появился испуг.

Его просто коробило, когда он видел ее такой: рабой прошлого, беззащитной девочкой-подростком, терпящей бесконечные унижения со стороны Берты, которая изо дня в день нудно капала ей на мозги, с безжалостным упорством вытравливала в ней чувство собственного достоинства и веру в себя… Нет, ей надо уехать. Чтобы на новом месте начать новую жизнь. Чтобы найти настоящую себя.

Эти рассуждения растревожили его, и он, обеспокоенный судьбой Дженнифер, решил сразу брать быка за рога.

— Дженнифер! — Его голос был тверд и категоричен. — Когда я сказал, что не намерен оставаться в этом доме с тобой, то имел в виду, что именно ты не должна жить здесь, а не я. Я выкупил «Монтрозский угол» у Пита. И поэтому въезжаю сюда.

— Въезжаешь… сюда?

Ее глаза расширились, округлились… Женщина была в полном недоумении. Чтобы избежать недоразумений, Бардалф повторил свой вердикт:

— Именно так. Я въезжаю в этот дом, Дженнифер. А тебе придется покинуть его. Причем без всяких проволочек.

Женщина судорожно глотнула воздух, голова у нее закружилась, и она почувствовала, что теряет сознание.

— Нет! — Теперь в ее глазах был не испуг, а самый настоящий ужас. — Это мой дом, мой очаг! У меня больше ничего нет в жизни! Пит не мог поступить так со мной!

— Даже очень мог, — буркнула Лу. — Ведь это такая низкая тварь, такая гнида!

— Да, он такой, — без колебаний согласился с ней Бардалф.

— У меня все это просто в голове не укладывается. — Дженнифер беспомощно смотрела на неумолимого гостя. — Ведь я живу здесь! С тех пор, как Пит уехал, я регулярно платила по счетам, сделала в доме полный ремонт… Нет, ты не можешь выгнать нас отсюда!

— Нас? — Он вопросительно поднял брови и посмотрел на фотографии, развешенные на стенах.

— У меня есть сын Энди. Это его фотографии. — На глаза у нее навернулись слезы. — Ему девять. Мне было восемнадцать, когда он родился.

— Вы здесь только вдвоем? С вами больше никто не живет?

— Я абсолютно одинока. Только сын. У меня никогда не было мужа… и даже любовника.

Все в Монтрозе помнили, как коммивояжер из Сан-Франциско увивался вокруг нее и громко расхваливал ее красоту. Должно быть, когда он увидел стеснительную, слегка нервную и плохо одетую молоденькую девушку, то решил, что своими медовыми речами легко собьет ее с панталыку, а потом без особого труда затащит в постель. Так оно и случилось. Теперь Дженнифер понимала, что причиной ее падения стала отчаянная жажда быть любимой.

Она была в постели с мужчиной только раз в жизни, и это не оставило в ее душе никакого другого следа, кроме разочарования и отвращения. А девять месяцев спустя родился Энди. Стыд от случившегося будет скрести ее сердце до последнего дня жизни… И все-таки у нее есть Энди — светлый лучик во тьме ее жалкого существования!

— Понимаю, — слегка раздраженным тоном сказал Бардалф.