Гермина Блэк - Любовное кружево

Но Дэнверс категорически заявила, что никуда не выпустит девочку без завтрака, и Оливии пришлось подчиниться. Перенервничав лишний час, она схватила такси и помчалась на Парк-Лейн.

Гиффорд с миссис Морнингтон ждали ее четверть часа, тщательно скрывая друг от друга нарастающее беспокойство. Наконец дверь гостиной открылась, и на пороге с извинениями появилась бледная, но улыбающаяся Оливия.

— Прошу прощения за опоздание, мои дорогие, но… мне нужно было немного погулять в парке. Сейчас я все объясню. Но прежде нельзя ли мне рюмочку шерри — я чувствую, мне это просто необходимо.

Она подошла поцеловать миссис Морнингтон, потом подала руку жениху и подставила губы для поцелуя.

Гиффорд с облегчением заметил, что ее лицо светилось счастьем.

— Ну, ты убедилась уже, что весь мир лежит у твоих ног? — проговорил он, улыбаясь. — Я говорил, что так будет, но критика, пожалуй, превзошла себя в комплиментах!

— Я даже не знаю, что они написали, — призналась Оливия. — По крайней мере, от Ивана Дуброски я слышала, что все признали успех. Впрочем, — тут ее лицо потемнело, — кто-то сообщил, что у меня были проблемы перед выступлением. Интересно, откуда им это стало известно — ну то, что ты не приехал к началу спектакля?

Наверное, Аларик Роскоу мог бы ответить на этот вопрос. Но он так никогда этого и не сделал. Лишь глухим откликом на поступок Афины через шесть месяцев до Гиффорда дошел слух, что она наконец вышла замуж — как, впрочем, Гиффорд и предполагал.

— Не хочешь ли ты сказать, дорогая, — встрепенулась миссис Морнингтон, — что этот человек уже общался с тобой?

— Нам надо было обсудить кое-что важное, — пояснила Оливия. — И я решила, что лучше это сделать побыстрее.

— Пожалуй, я пойду скажу, чтобы задержали ленч минут на десять, — нахмурилась леди Кэролайн и вышла из комнаты.

Воцарилось молчание. Отпив из бокала, Оливия улыбнулась своему возлюбленному:

— Дорогой мой! Пора мне тебе все сказать. Боюсь, я оставила Дуброски в крайне расстроенных чувствах, но тут уж ничего не поделаешь.

— Из-за чего он мог расстроиться? Ты ведь сделала все, что он хотел от тебя! — Гиффорд говорил уверенно, и лишь глаза любви могли заметить тень, которая промелькнула по его лицу.

— Да, все, — спокойно подтвердила Оливия. — Как он сказал — «и даже больше». Ему предложили великолепный контракт. Он хочет, чтобы я оставила «Ковент-Гарден» и вошла в новую замечательную труппу под названием «Мировой балет». Планируются гастроли по всему миру. Начало в Милане. Он никак не может понять, почему я не хочу подписывать новый контракт.

— А действительно — почему? — Если сердце Гиффорда и захолонуло, на голосе это никак не отразилось. — Потому, что ты не хочешь уходить из Оперного театра?

— Я его и так покидаю. Или, точнее, я должна буду поехать на гастроли в Америку, если не удастся от этого отвертеться.

Опустив бокал на стол, она резко встала и подошла вплотную к нему. Взяв Гиффорда за лацканы пиджака, девушка твердо взглянула ему в глаза:

— Дорогой мой, ты до сих пор ничего не понял? Я достигла вершины; настало время сделать последний поклон и сказать: «Прощайте!»

— О чем ты? — действительно не понял Гиффорд. — «Прощайте» — кому? или чему?

— Свету софитов, аплодисментам, всему тому, что казалось мне важнее всего на свете. Бедный «Иван Грозный» безумно боролся со мной. Даже не хочу вспоминать, каких ужасных вещей он мне наговорил напоследок. Возможно, он прав. Я не артистка, а просто глупая женщина, которая подчиняется голосу сердца. Другими словами, я отделалась. Остался один контракт, который я намерена подписать. И в последний раз расписаться как Оливия Элейн.

Наконец он все понял. Радость переполняла Гиффорда, но он все-таки вновь взял ее лицо в ладони и твердо проговорил:

— Послушай, любовь моя! Если ты полагаешь, что я позволю тебе пожертвовать ради меня твоим любимым искусством, то ты ошибаешься. Я слишком тебя люблю, чтобы принимать подобные жертвы.

— А как тебе понравится, что я буду по полгода мотаться по всему миру? Что половину нашей жизни мы вынуждены будем провести по отдельности? — Оливия покачала головой. — Нет. Когда я подумала, что могу потерять тебя, нашей любви не суждено будет сбыться, — я поняла, что хочу только одного: быть с тобой и всегда. Я не могу разрезать пополам мою жизнь и мое сердце. О, я так рада, что об Оливии Элейн будут вспоминать лишь как о девочке, которая могла стать великой балериной, если бы не бросила все ради замужества. И все будут говорить — как я была глупа!