Барбара Картланд - Девственница в Париже

— Ну, так это правда? — настаивал Бертрам Каннингэм. — Не могу поверить, чтобы Гренель все это выдумал.

— В этом есть только доля правды, которая щедро расцвечена богатым воображением де Гренеля, — сухо сказал лорд Харткорт. — Имей в виду, Гренель мне нравится, но до определенного предела. Он забавен, когда он немного выпьет. Но на следующее утро с ним смертельно скучно! Я избегаю его и советую тебе поступать так же.

— Прекрати мне зубы заговаривать! — воскликнул Бертрам Каннингэм, швырнув хлыст на полированный стол. — Я хочу знать, что произошло, и клянусь Богом, ты, Вейн, мне все расскажешь!

— А если нет? — поинтересовался лорд Харткорт.

— Тогда я немедленно отправлюсь туда, потребую проводить меня к ее светлости и выясню, что же было на самом деле.

Лорд Харткорт опять засмеялся.

— В столь ранний час с тобой разберутся очень быстро. Кроме того, не могу представить ничего более удручающего, чем тот разгром, который всегда царит в доме после вечеринок у Мабийон!

— Тогда кто эта прелестница? Андре так красочно описал ее. Светлые волосы, серые глаза, овальное личико с острым подбородком — и все это дополняется выражением полной невинности! Звучит интригующе.

— Де Гренель был пьян! — заметил лорд Харткорт.

— Думаю, вы оба были хороши, — поддел его Бертрам Каннингэм. — Как же мне не повезло, что, когда происходили все эти волнующие события, мне пришлось сопровождать жену посла на прием. Там было очень скучно. Ты не поверишь — мы сидели на позолоченных стульях целых два часа и слушали, как какой-то длинноволосый поляк играет на рояле, а потом танцевали. Там не было ни одной женщины моложе пятидесяти!

На этот раз лорд Харткорт рассмеялся от души. Он встал из-за стола и положил руку на плечо своему кузену.

— Бедный Берти, — сказал он. — В таких ситуациях ты действительно отрабатываешь деньги, которые тебе платят!

— Я не побоюсь сказать тебе, — запальчиво проговорил Бертрам, — если еще раз возникнут подобные ситуации, я подам в отставку. Я всем этим сыт по горло. Если бы не ты и еще парочка приятелей, я бы уже давно вернулся в Лондон. В конце концов, через несколько недель в Аскоте состоятся скачки.

Лорд Харткорт подошел к окну, которое выходило в сад посольства. Цвели лилии и магнолии. Тюльпаны пламенели под золотом ракитника.

— Англия всегда так прекрасна в это время года, — тихо проговорил он. — Возможно, мы глупо поступаем, что тратим свое время и деньги в чужой стране — даже в Париже.

— У тебя сложности с Генриеттой? — с внезапным сочувствием в голосе спросил Бертрам.

— О нет! — ответил лорд Харткорт. — Она как всегда очаровательна. Только временами, Бертрам, все мне кажется таким искусственным. Слишком много вечеринок, слишком много выпивки, слишком много людей, подобных графу, делающих из ничего целый спектакль.

— Ты так и не рассказал мне, что значит это «ничего», — напомнил Бертрам Каннингэм.

Лорд Харткорт вернулся к столу.

— Да и рассказывать-то не о чем, — ответил он. — Когда мы с графом собирались уходить, мы увидели девушку, которая сидела в холле. Это была англичанка, растрепанная, измотанная дальней дорогой, по всей видимости, чувствующая себя не в своей тарелке, и, когда граф попытался поцеловать ее, она стала сопротивляться. Мне пришлось прийти к ней на помощь. Потом она упала в обморок от голода, а совсем не от страха перед истинно французскими ухаживаниями графа.

— Так он мне сказал правду! — воскликнул Бертрам Каннингэм. — А она действительно неправдоподобно красива? Андре так расхваливал ее красоту.

— Я даже не заметил, — ответил лорд Харткорт, в его голосе слышалось раздражение. — Я приказал слугам принести ей поесть, дал ей совет, которому она даже и не думала следовать, и уехал.

— И ты оставил ее после всех этих волнений? — спросил Бертрам Каннингэм.

— Да не было особых волнений. — Лицо лорда Харткорта исказила гримаса. — Девушка очень устала. Она была в дороге с раннего утра, а деревянные скамейки во французских поездах, полагаю, не очень-то удобны!

— Но кто же она? Ты выяснил? — поинтересовался Бертрам Каннингэм.

— Она говорит, что племянница герцогини.

— Племянница! — вскричал Бертрам. — В таком случае Андре, вероятно, прав: яблочко от яблони недалеко падает! Без сомнения, ты испортил ее сольное выступление или что там еще. Если верить Андре, она должна была забраться в чемодан в своем дорожном платье, а вылезти оттуда почти голой, за исключением нескольких блесток.