Барбара Картленд - Свободная от страха

Иоланда поднялась в верхнюю гостиную с охапкой свежесрезанных цветов и только принялась расставлять их по вазам, как вдруг услышала, что ее брат кричит ей что-то из холла первого этажа. Сначала ей показалось, что она ослышалась, потому что не ожидала, что он вернется домой так скоро.

Хотя она поднялась с постели в половине пятого утра, когда еще не рассвело, чтобы помочь ему одеться, и молилась в душе, чтобы он вернулся невредимым, все-таки девушка знала, что дуэли обычно занимают довольно продолжительное время.

Раньше восьми утра Иоланда его не ожидала. И вот Питер так скоро и в таком нервном состоянии появился дома. Иоланда вознесла благодарность господу за то, что брат остался цел и невредим.

Она отбросила увядшие цветы, положила на стол свежесрезанный букет и поспешила по лестнице вниз к брату, который продолжал громко звать ее. Он явно был в полном отчаянии.

— Иоланда, где ты?

— Я здесь, Питер, — откликнулась она.

Ей очень хотелось подробно расспросить, что произошло на поединке, но выражение его лица и дрожащий голос были достаточно ясным ответом на ее безмолвный вопрос. У нее самой замерло сердце, и она не могла произнести ни слова.

В его глазах застыл ужас, и он был невероятно бледен.

Сэр Питер Тивертон обычно всегда держал себя в руках и, благодаря своей красивой внешности, элегантности и хорошим манерам, пользовался уважением в любом обществе, где только появлялся.

Однако в этот момент его волосы, обычно тщательно уложенные, были спутаны, словно подхваченные дикой бурей, шейный платок сбился на сторону, а красивое лицо превратилось в искаженную страхом маску. Сэр Питер был не похож на самого себя.

— Что с тобой? — прошептала Иоланда.

— Я… убил его! — ответил брат. — Я убил маркиза…

— К-как… ты мог?! И… почему?

— Один бог знает, как это случилось. Я собирался его лишь немного попугать, ну, может быть, слегка поцарапать, но он был настолько пьян, что пошатнулся во время выстрела… и его пуля улетела в воздух, а моя, направленная мимо, поразила его прямо в грудь…

— О, Питер, как это ужасно! Что нам теперь делать?

— Что делать?! — вскричал брат. — По-моему, ты знаешь, что теперь надо делать мне…

Иоланда смотрела на него расширенными от изумления глазами, ей на ум не приходили ответы на эти жестокие вопросы.

— Я должен немедленно бежать из страны, — сказал Питер, — иначе меня упрячут за решетку.

— Но ведь это же был джентльменский поединок, касающийся вопросов чести, — воскликнула она. — Ты же не собирался его убивать… Это досадная случайность…

— Ты думаешь, это примет кто-нибудь во внимание, когда я на этом поединке прикончил такую важную персону, как маркиз Рамсбюри? И хуже всего то, что лорд Безил Блейк, который был его секундантом, заорал на меня после выстрела: «Я уж позабочусь, чтобы тебя за это повесили, Тивертон!»

Питер в отчаянии схватился за голову.

— Ты знаешь, как близко Безил Блейк связан с лордом Чемберленом и какая это тесная компания, и кто поверит мне, когда я заявлю, что произошел лишь несчастный случай?

— Но… Питер, как же ты уедешь? И куда?

— Во Францию! — решительно ответил брат. — Сколько у нас в доме денег?

— Очень мало, и тебе это очень хорошо известно. Зато куча долгов.

— Собери все, что сможешь.

— Питер, ты не можешь оставить меня здесь одну. И кроме того… когда сюда явятся с допросами, что я им отвечу?

От ее горестного возгласа он застыл на месте.

Питер посмотрел на свою сестру так, будто впервые видел ее.

Она была так хороша — черные волосы обрамляли лицо с удивительно правильными, словно вырезанными резцом искусного скульптора, чертами лица. И на этом тонком лице сияла пара изумительно голубых глаз. Это не была голубизна ясного неба, а темная загадочная синева моря перед приближающимся штормом.

— Нет, я никогда не оставлю тебя здесь одну, как ты могла такое подумать, — произнес он тихо, но со значением, словно давая клятву самому себе. — Ты поедешь со мной. Вероятно, наше отсутствие не продолжится слишком уж долго. Нам надо только переждать, пока не утихнет скандал вокруг этого поединка и погребальный плач.

В тоне его не было большой уверенности, потому что он знал, что смерть маркиза Рамсбюри еще долго будет темой пересудов в высшем свете.

Огромные напольные часы в холле ударили один раз, и Питер от этого звука чуть не взвился в воздух.