Нора Робертс - Вечные сны о любви

Она снова дотронулась до волос, нахмурилась. Очевидно, ошиблась. Они, должно быть, и были сухими. Авария потрясла ее, мысли путались. Вот почему она не могла все отчетливо вспомнить.

Наверное, ей нужно было бы сходить в больницу, сделать рентген. Хотя это казалось глупым — ведь она чувствовала себя хорошо. Она действительно чувствовала себя отлично.

Кейлин подняла руки — в порядке эксперимента. Боли не было. Она осторожно потрогала царапину. Разве та не была длиннее и глубже, вот здесь, на локте? Хотя сейчас едва заметна.

Ну что ж, ей повезло. А теперь, поскольку она голодна, пора присоединиться к эксцентричному Флинну, чтобы поесть. И после этого ее разум наверняка будет устойчивее, и она придумает, что делать дальше.

Успокоенная, она отбросила покрывало. И ошарашенно вскрикнула. Она была абсолютно голой.

Боже, где же одежда? Кейлин помнила, да, она помнила, как он стянул с нее свитер, а затем он… Черт возьми. Она прижала дрожащую руку к виску. Почему она не может вспомнить? Она была испугана, она его отталкивала, и потом… потом ее завернули в одеяло, в комнате, согретой ярким пламенем, и он предложил ей одеться и спускаться к ужину.

Ну ладно, раз уж у нее появились провалы в памяти, то больница будет в ее повестке дня номером первым.

Она схватила платье. Затем дотронулась щекой к роскошной ткани и застонала. Такое могла носить только принцесса. Или богиня. Но уж во всяком случае это не то, что Кейлин Бреннан из Бостона могла бы надеть к ужину.

Тебе оно подойдет, сказал он. Эта мысль заставила ее засмеяться. И все же она надела платье и позволила себе насладиться ощущением приятного тепла на коже.

Она повернулась, увидела свое отражение в псише (Высокое зеркало на подвижной раме). Волосы в живописном беспорядке покрывали ее плечи, синий бархат ниспадал по телу, заканчиваясь на уровне лодыжек блеском золотого галуна.

Я не похожа на себя, подумала она. Я выгляжу, как принцесса из сказки. От этой мысли она почувствовал себя глупо и отвернулась.

Кровать, на которой она лежала, тоже была покрыта бархатом, как и балдахин над ней. На комоде — наверняка эпохи Карла II, причем в отличном состоянии, — красовался набор серебряных, с лазуритовыми инкрустациями женских щеток для волос, стояли старинные опаловые и нефритовые флаконы с духами. В зеленовато-синей вазе царственно возвышались розы — свежие как утро и белые как снег.

Комната словно из сказки, подумала она. Комната, созданная для сияния свечей и дрожащего пламени. В углу стоял стол эпохи королевы Анны, высокие окна закрывали шторы из кружев и бархата, на стенах висели акварели с изображением холмов и лугов, на дощатом полу лежали красивые нарядные коврики.

Если бы ей захотелось представить идеальную комнату, то та была бы именно такой.

Быть может, хороших манер хозяину и не хватало, но вкус у него безупречный. Или у его жены, поправила она себя. Потому что эта комната явно была женской.

И поскольку эта мысль принесла ей облегчение, она не обратила внимания на слабое опускающееся ощущение в животе и удовлетворила свое любопытство, открыв опаловый флакон.

Разве не странно? — подумала она, понюхав. В пузырьке были ее любимые духи.

Прежде чем приняться за еду, Флинн выпил крепкого виски. Оно горячей волной ударило в голову.

Слава Богу, есть еще вещи, на которые может рассчитывать мужчина.

Он покормит свою женщину — ибо она была его, вне всяких сомнений, — и позаботится о ней. Он проследит за тем, чтобы ей было хорошо и спокойно, так, как это должен делать мужчина, а затем сообщит ей, как все будет.

Но сначала он сделает все, чтобы она твердо стояла на ногах.

Камин в обеденном зале был зажжен. Флинн расставил на столе тонкостенный просвечивающийся фарфор, тяжелое серебро, благоухающие розы, чтобы поразить изяществом тонких свечей и драгоценным блеском хрусталя.

Затем, закрыв глаза и подняв руки ладонями вверх, он принялся уставлять стол блюдами, которые, по его мнению, понравятся ей больше всего.

Она так красива, его Кейлин. Он хотел вернуть румянец ее щекам. Хотел слышать ее смех.

Он хотел ее.

Да, все будет именно так.

Он отступил, с холодным удовлетворением изучая свою работу. Довольный собой, Флинн вышел и стал ждать ее у подножия лестницы.

И когда она спускалась к нему, его сердце гулко забилось в груди.

— Speirbhean.

Кейлин приостановилась в нерешительности.

— Простите?

— Ты прекрасна. Тебе нужно учить гаэльский язык, — сказал он, беря ее за руку и выводя из зала. — Я научу тебя.