Уинифред Леннокс: Оглянись, я рядом...

— Тогда пойдем ко мне, — предложил он.

Едва взглянув на его стол, Джудит сразу же увидела там знакомый дневник, и это обстоятельство задало тон всему последующему разговору.

— Неужели тебе не противно читать такую мерзость? — с не свойственной ей резкостью спросила она. — Может, ты поверил в то, что эта шлюха полгода плавала одна на яхте?

— Ну, положим, она не скрывает, что во время плавания встречала разных людей, которые обходились с нею не лучшим образом, — насмешливо произнес Дэниел.

— Значит, это еще одна невинная жертва, которой ты взялся активно помогать?

Дэниел перестал улыбаться и ответил вполне серьезно:

— Я конечно же понял, что никакой яхты не было и в помине. Это всего лишь неуклюжая попытка отчаявшейся девушки обратить на себя внимание. На самом же деле было другое: сбежала из дома, слонялась в порту, иногда выходила в море с рыбаками, а те использовали ее… Теперь она, вконец запутавшись, решила изменить образ жизни, но идти ей оказалось некуда. Все гнали ее в шею.

— И только ты проявил гуманность!

— Называй это, как хочешь, но я позвонил в детский приют и попросил директора взять ее няней или уборщицей. Видела бы ты, как она обрадовалась!

— Я видела, — хмуро промолвила Джудит, — и слышала эти фальшивые интонации: «Ах, ах, я вам так благодарна!» Дешевая комедиантка! Таких на пушечный выстрел нельзя подпускать к детям, потому что она завтра же попытается совратить какого-нибудь воспитанника этого самого приюта. А ты с легким сердцем дал ей рекомендацию.

Дэниел насупился. Однако убеждать Джудит в своей правоте не стал, считая это бессмысленным. Лишь посмотрел на нее с сожалением и произнес тихо, но четко:

— Для меня не новость, что ты не способна сопереживать чужому горю. Тебе — счастливой, удачливой — не дано понять, что может чувствовать эта девушка или тысячи других, ей подобных.

Эти слова прозвучали для Джудит, как пощечина. Резко повернувшись и даже не взглянув на Дэниела, она вышла. Затем долго пыталась сосредоточиться на биографии мистера Уоллсона, но безуспешно. Джудит то и дело мысленно возвращалась к разговору с Дэниелом, последняя фраза которого ее глубоко уязвила.

Да, он неисправимый альтруист. Его не раз обманывали. Но гораздо чаще ему удавалось разглядеть в людях доброе начало. Многие из его подопечных решительно порвали с прошлой жизнью и обрели себя как личности — Джудит это было хорошо известно.

Тем больней был для нее приговор, вынесенный Дэниелом: бесчувственная, бессердечная. Человек, который о самом последнем ничтожестве мог сказать: «Чистая душа!» — Джудит сама это неоднократно слышала, — не увидел души в ней, своей коллеге, которую знал уже пять лет. А этого времени вполне достаточно, чтобы присмотреться к ближнему и хорошо его понять.

Нет, Дэниел не прав! Он сказал это в запальчивости, чтобы досадить ей. И надо не рефлектировать, а отплатить ему той же монетой. Разузнать, в какой приют отправилась эта «яхтсменка», подождать, когда ее оттуда вытурят, — а это произойдет довольно быстро, — и затем посмеяться над обидчиком!

Злорадная улыбка заиграла на лице Джудит, хотя мстительность была ей абсолютно не свойственна. И эта, в общем-то, естественная жажда реванша была лишь секундным проявлением слабости.

Уже в следующее мгновение Джудит подумала о том, что не желает зла ни своему коллеге, ни убогой девице. Даже наоборот, хочет, чтобы та образумилась наконец среди добрых людей, к которым ее послал Дэниел.

Значит, я допускаю, что это возможно? И, стало быть, Дэниел прав: та девушка — заблудшая овечка с прекрасной душой, а я… Усилием воли Джудит прервала течение столь неприятных мыслей и вновь попыталась вникнуть в текст.

— Роберт Уоллсон родился, — прочитала она вслух. — Роберт Уоллсон… Ничего не понимаю…

Последние слова относились уже не к фермеру, а к ней самой. Джудит вдруг стало ясно, что имел в виду Дэниел, говоря о ее неспособности к сопереживанию. Не бесчувственная она, а слепая! Ничего не понимает в людях, в себе, в том же Дэниеле. Почему она видит в незнакомом человеке одно, а он — совсем другое? Как ему удается сразу же добраться до сути?

Понаблюдать бы за ним, подсмотреть, как он это делает! Послушать бы его беседу хоть с той же «яхтсменкой». Но момент упущен, да и как объяснить Форестеру такой странный интерес к его персоне и к его журналистским секретам? Особенно после сегодняшней стычки. Нет, это исключено. Надо найти какой-то другой подход.