Наталья Баклина - Веер с гейшами

— Холодно от стены, повесил вот, чтобы к голой стенке ночью не прижиматься, — сказал дед Семен, заметив быстрый Ольгин взгляд, брошенный в сторону кровати.

— Правильно, дед Семен, — загоготал водитель, — лучше прижаться к голой девке, хотя бы и нарисованной!

— Витька, ты бы постеснялся при девушке шутки свои шутить. И познакомь нас, что ли.

— Ольга, — протянула Ольга старику руку, — я журналист из «Территории».

— А, — кивнул головой старик и направился к столу, — знаю, хорошая газета. Я все газеты читаю, мне ребята привозят. Недавно вот вычитал, у вас там в Магадане японец невесту искал. Нашел?

— Нашел, Семен... Как вас по отчеству?

— Петрович я. — Дед расставлял чашки и наливал в стакан нечто тягучее, по виду и цвету напоминавшее мед.

— Нашел, Семен Петрович, и увез в свою Японию. А что это у вас?

— Это пихтовое варенье, попробуй.

— Варенье? — Для Колымы, где пчелы не водились, это звучало странно. Ольга зачерпнула ложкой густую прозрачно-карамельную массу и лизнула. Пахло молодой хвоей.

— Неожиданно, но вкусно. А откуда оно взялось?

— Я весной сварил, из молодых пихтовых иголок. — И дед Семен с удовольствием принялся рассказывать, какое он умеет варить варенье и какую он собирает ягоду. — Тут недалеко заросли жимолости и смородины и голубики полно.

— Семен Петрович, а не страшно вам тут одному, не тяжело?

Да привык я уже, — пожал плечами дед, — без малого сорок лет тут живу. У нас же дорожный пункт раньше был, мы за свои пятьдесят километров трассы отвечали, зимой от снега чистили, летом оптималку подсыпали. А в девяносто третьем, как прииска стали закрываться, наше управление стало сокращаться и пункт наш тоже сократили. Нас с женой, — старик кивнул на фотографию на дверце, — на пенсию отправили, а молодых уволили. Нас тут тогда шесть человек жило: мы с женой, сынок наш, Митька и еще одна семья с пацаненком. Молодые уехали в Магадан, Митька там на автобазу устроился, хотел, как квартиру получит, нас с матерью забрать. Мы с моей Матвеевной почти год вдвоем прожили, а потом схоронил я ее. Бок заболел, она все ходила, держалась, думала — пройдет. А потом совсем скрутило, а везти в Усть-Омчуг было не на чем. Снег сильно валил, трасса почти сутки закрыта была из-за завалов. В больницу ее поздно привезли, перитонит случился, не спасли. Схоронил я ее, теперь вот один живу. Митька зовет в Магадан, квартиру ему дали, да я не хочу ехать. Спокойно тут. За рыбой хожу к ручью — тут такие хариуса ловятся! И налимы есть. Куропаток стреляю, грибов тут полно. Картошку сажаю. Привык я здесь, рядом с трассой, буду здесь жить, пока силы есть...

— Сил у тебя, дед Семен, еще на сто лет хватит! Спасибо за чай, поехали мы, — поднялся из-за стола водитель.

— Ты когда обратно-то поедешь? Чтобы я не ушел куда... Митьке возьмешь от меня варенья, передашь.

— Завтра после обеда жди, хлеба тебе привезу.

— И яиц купи два десятка, на денег вот!

— Не надо, у меня еще с прошлого раза, что ты давал, остались.

Водитель довез Ольгу до въезда в Усть-Омчуг, высадил возле автостанции и поехал дальше. А она пошла пешком через весь поселок, узнавая его и не узнавая. За год, что она здесь не была, прибавилось заброшенных деревянных домов. Их съедал грибок, и поселковая администрация постепенно переселяла людей в каменные дома: благо, успели в сытые времена построить целый микрорайон из пятиэтажек. Квартиры были: в поисках работы народ перебирался из Усть-Омчуга кто в Магадан, а кто и на материк. Что поделаешь — весь этот край держался на золотодобыче и госдотациях. А как перестало государство золото заказывать да денег давать Северу, так и не стало здесь работы. Прииски позакрывались, совхоз тоже ликвидировали, геологическая экспедиция закрылась. Остались разнокалиберные артели из старателей, которые несколько уже раз перемывали речную гальку, добывая золотой песок, да бюджетные заведения — школы, больница, библиотека, — работники которых перебивались на скудные для северных цен зарплаты. Была еще милиция, пожарная служба, налоговая инспекция и частный бизнес, за которым и надзирали все эти контролеры.

Ольга шла по тополиной аллее мимо деревянных домишек, знакомых ей еще с первых лет колымской жизни. Вон и старенький барак районной газеты, и здание типографии. Перекосилось все от старости. Ольга вспомнила, как когда-то под тополем, прямо у крыльца, нашла крепенький молоденький шампиньон, почувствовала азарт и, пошарив под соседними тополями, набрала штук восемь чистых белых грибков. Она подошла к одному из тополей, заметила характерный бугорок земли, наклонилась и разгребла его большими пальцами. Показалась белая шляпка. «Надо же, опять нашла!» Настроение стало радостным, как будто она получила привет из прошлого. Ольга пошла дальше, мимо частных небольших магазинчиков, читая вывески и удивляясь выдумке местных предпринимателей. Располагались магазинчики в основном в деревянных домах-бараках — эта часть поселка вся была старой, барачной, а до новой, с каменными домами Ольге только предстояло дойти. Возле поселковой бани Ольга аж споткнулась от неожиданности. На старом знакомом сарайчике без окон — все его называли «чипок», сюда мужики заходили после бани попить пива — теперь красовалась новая фанерная вывеска. На темно-синем фоне желтыми буквами было выведено: «Ночной Чикаго». По бокам вывески художник нарисовал наручники и пистолет. «Тут что теперь — клуб местных бандитов?» Ольга зашла вовнутрь: не похоже. Стены чипка были оклеены фотообоями с видом ночных небоскребов, три столика были покрыты цветастыми клеенками, возле стойки поперек небоскреба висел огромный ярко-красный огнетушитель.