Мария Лебедева - Туфельки от «Ле Монти»

— Нет, ты не понимаешь, — пригорюнился вдруг Никита, — здесь, старик, дело в другом...

— Да в чем же, черт побери? — рассердился Петр. — Можешь ты наконец по-человечески объяснить?

Никита налил еще по одной, выпил и, не закусывая, закурил.

— Дело в том, Петруха, — начал он, с трудом подбирая слова, но не оттого, что был выпивши, а потому что действительно не знал, как выразить свои опасения и предчувствия, — дело в том, что... В общем, развод не поможет.

— То есть как это — не поможет? — удивился Петр. — Кому — не поможет? Тебе? Или ей?

— Боюсь, что никому, — обреченно вздохнул Никита и пояснил: — Я, конечно, не психиатр, но мне кажется, она того... с приветом, ну, с головой у нее что-то не в порядке. Боюсь, никогда она не оставит меня в покое, даже если я десять раз подряд разведусь с ней.

В подтверждение этих слов он сказал, что, как только речь заходит о разводе, она грозится покончить с собой, предварительно убив, конечно, и Никиту. Петр предположил, что это просто пьяный бред, которому не стоит придавать значения.

— Нет, Петруха, — осипшим от волнения голосом произнес Никита, — ты не понимаешь... Она на все способна...

Затем Никита пустился в рассуждения о том, что совсем не знает родственников своей жены, а среди них, может быть, половина сумасшедших, что, возможно, она и всегда была несколько не в себе, а он принимал это за некую загадочность и даже таинственность натуры, и вот теперь, спровоцированная пьянством, эта ее психопатия или даже шизофрения расцвела пышным цветом. Она уже однажды в пьяном виде вскрывала себе вены, а в другой раз пыталась повеситься в туалете, но Никита как бы по счастливой случайности всегда оказывался рядом и ее спасали. Доведенный до отчаяния и поставленный в тупик, он частенько сомневался в том, была ли та случайность счастливой лично для него.

— Ну и как быть, Петруха? — заглядывая другу в глаза, спросил он, рассчитывая, что Петрухин жизненный опыт и знание людей помогут найти выходит в этой, казалось бы, безвыходной ситуации.

Тот долго молчал, что-то соображая и куря сигареты одну за другой. Потому, придя к какому-то решению, опять хлопнул вдруг ладонью по столу и бодро произнес:

— Вот что, Ник... У тебя когда командировка в Италию? Через полтора месяца? Вот и отлично, подавай на развод и мотай на свои Аппенины, а пока поживи здесь, у меня классная раскладушка.

Петр так уверенно и бойко говорил, что Никите поначалу показалось даже, что вопрос решен и выход найден, что впереди его ждет спокойная, а потому радостная жизнь, тихие вечера в кругу самых близких друзей или, как раньше бывало, с газетой у телевизора. «Собаку заведу...» — мечтательно подумал он. Но уже минуту спустя ему стало ясно, что они топчутся на месте, потому что вопрос-то стоял не о разводе как таковом, а о возможной реакции жены на этот развод.

— Постой, постой, Петруха, — опомнившись, сказал Никита, — я же тебе объяснил, не в разводе тут дело, а в том, чтобы расстаться спокойно, без выкрутасов... От нее всего можно ожидать, ты не представляешь, что она может выкинуть.

— Убить тебя, что ли? — засмеялся Петр. — Так ты же каратист! Да и «пушка» у тебя вроде есть?

— Есть. Газовая.

— Вот и носи с собой для самообороны, а вернее, для собственного спокойствия, ведь если до дела дойдет, ты ее одной левой уложишь, на нее ж смотреть больно, такая тощая.

Никита с укором посмотрел на друга, не желавшего понять всей серьезности ситуации.

— Издеваешься? — отчаянно хлопнув еще одну рюмку, сказал он. — При чем здесь она сама? Ты бы дружков ее видел. Такая погань, не знаю, по каким подворотням она их собирала...

— Не иначе как на конкурсе красоты познакомилась, — съязвил Петр.

— Вот-вот, — согласился Никита. — Там, наверное, на сцене красотки, за кулисами — ублюдки. В общем, Петруха, стоит ей только шепнуть своим подонкам... А для них человеческая жизнь гроша ломаного не стоит.

— Да, дела-а, — посерьезнел Петр и задумчиво почесал в затылке. — Остается, Ник, один путь: мирные переговоры. Попробуй с ней по-хорошему: что, мол, тебе надо, говори, все отдам. И отдай. Жизнь-то дороже.

Засидевшись до полуночи, Никита остался у друга ночевать и решил на следующий же день мирно, серьезно и обстоятельно поговорить с женой.

К его радости, Алла оказалась в благодушном настроении от основательной порции спиртного и, к его удивлению, не взорвалась, как обычно, при слове «развод», а согласилась выслушать его спокойно. Он говорил о том, что брак их, к сожалению, не выдержал испытания временем и потерпел полное фиаско, что они так и не сумели сродниться за полтора года настолько, чтобы продолжать жить вместе, что круг их интересов, их друзей и знакомых совершенно различный, а это не способствует взаимопониманию, и призвал ее к трезвой оценке создавшегося положения, понимая, что насчет трезвости погорячился и дал маху. Как ни странно, Алла, соглашаясь со всеми его доводами, кивала, и он даже засомневался, понимает ли она его слова. Но при упоминании интересов, друзей и знакомых вдруг перестала кивать, лицо ее неприятно исказилось, острый носик стал похож на клюв птицы, и она злобно прошипела: