Эллен Джоунс - Роковая корона

Король Генрих поднял плеть и стегнул кожаным ремнем по раскрытой ладони.

— Пойдем, девочка, скоро мы изгоним этого упрямого дьявола.

Судорожно сжавшись, Мод изо всех сил вцепилась в Роберта, но Олдит оттащила ее к королю. Вильгельм продолжал лежать на земле, шмыгая носом и хныча.

— Перестань блеять, как козел, — прорычал король Генрих. — Тебе должно быть стыдно, Вильгельм, позволять девочке брать над собой верх. Если ты не научишься защищаться более успешно, какой принц из тебя получится, а? — Он жестко взглянул на сына и вполголоса пробормотал: — Я всегда говорил, что Мод следовало бы родиться мальчиком.

Вильгельм покраснел. Поднявшись на ноги, он перестал всхлипывать и вытер нос рукавом грязной рыжевато-коричневой куртки. При взгляде на сестру в его бледно-голубых глазах сверкнула ненависть.

С побелевшим от напряжения лицом, Мод медленно отшатнулась, когда король приблизился к ней. Рука его взметнулась, и стальные пальцы схватили девочку за плечо. Она вывернулась из них, едва не вывихнув плечо, побежала к кровати и, споткнувшись о дубовый стол, упала на колени. В мгновение ока Генрих оказался рядом с ней. Мод попыталась залезть под стол, но путь ей преградили отцовские ноги, обутые в черные башмаки. Мод увидела, как угрожающе поднялась рука короля, услышала звук плети, со свистом рассекающей воздух. Кожаный ремень стегнул ее, и сквозь платье и тунику спину обожгла резкая боль.

Мод подалась вперед, склонившись к коленям. Она не издала ни звука, лишь до крови закусила губу. По щекам побежали слезы, хлынувшие из серых глаз.

— Сейчас же перестань плакать, — строго приказал Генрих, возвышавшийся над ней. — Внучка Завоевателя не должна плакать, что бы ни случилось. Я никогда не видел у моей матери ни единой слезинки.

Франтик заскулил. Генрих потянулся к нему, потрепал гладкую серую головку и, выпрямившись, опять поднял руку.

Судорожно сглотнув, Мод смахнула слезы рукой и, крепко зажмурившись, распрямила плечи, напряженно ожидая следующего удара.

— Какая глупая эта Мод, — язвительно сказал Вильгельм Роберту. — Воображает, что не хочет быть королевой.

Генрих быстро взглянул на Вильгельма, а затем на Мод. Рука его опустилась, и он в задумчивости стал похлопывать себя плетью по бедру. Присев на корточки перед дочерью, Генрих приподнял ее подбородок своими сильными пальцами.

— Твой брат Вильгельм ошибается, не так ли? Ведь ты, несомненно, хочешь быть королевой, императрицей?

— Да, — прошептала Мод, вызывающе глядя на брата и готовая согласиться со всем, что может досадить презренному Вильгельму.

Отбросив в сторону плеть, Генрих медленно снял с головы корону и торжественно протянул Мод. Ее пальцы почувствовали холод и тяжесть золота, усеянного сапфирами и рубинами.

— Чтобы обладать этой короной, мужчины сражались и умирали, — глядя на дочь немигающим взглядом, сказал Генрих. — Твой дед, великий Вильгельм, завоевал ее в кровопролитной битве. Посмотри на нее внимательно, — он помолчал, пока Мод глядела на корону. — Она олицетворяет силу, богатство, достоинство. Все, что имеет значение на этом свете. Когда ты станешь императрицей, у тебя будет такая же корона.

Под взглядами всех находящихся в комнате, Мод все выше и выше поднимала корону, поворачивая сверкающий золотой обруч. В самом деле, такая маленькая вещь, а так много значит.

— Отказ от этой возможности равносилен смертельному оскорблению, дочь. — Генрих наклонился к ней и заговорщицки понизил голос: — В конце концов, тебя обещали императору, договор был заключен. Подумай о бесчестии. Можешь ли ты навлечь гнев императора на нас лишь потому, что боишься покинуть дом?

— Что он сделает? — прошептала Мод. Этим утром от отца особенно сильно тянуло привычным запахом лошадей, пота и сырой кожи.

— Возможно, нападет на Англию. Его армия значительно лучше моей. Можешь ли ты подвергнуть нас подобному риску, оскорбив такого могущественного правителя?

Борясь со слезами, Мод понимала, что дальнейшее сопротивление бесполезно. Одно только наказание кнутом не принесло бы результатов, но сейчас она почувствовала, что благосостояние государства держится на ее плечах. Что ей оставалось? Выбора не было.

— Я не навлеку позора на наш дом, — сказала она, почувствовав себя такой одинокой, как никогда в жизни.

— Вот это речь настоящей нормандской принцессы! Я знал, что ты не подведешь меня.

Удовлетворенно улыбаясь, Генрих встал и протянул руку к короне. Мод с неохотой вернула ее: приятная тяжесть золотого обруча уже начала успокаивать девочку. Генрих надел корону и подал принцессе руку, чтобы помочь ей встать.