Джорджетт Хейер - Коварный обольститель

Феба, сообразив, что Сильвестр сию минуту продемонстрировал ей, как умеет добиваться своего, о чем совсем недавно говорила его мать, враждебно уставилась на него.

– Значит, я должна оставаться в вашем доме, пока ваша светлость не соблаговолит распорядиться подать экипаж к подъезду?

– Нет. Если вы не желаете хотя бы выслушать меня, я распоряжусь подать его немедленно.

Теперь девушка поняла, что он не только самоуверен, но еще и беспринципен. И вдобавок начисто лишен благородства, иначе не стал бы делать ничего столь гадкого, как улыбаться ей вот таким образом . Более того, оставаться с ним наедине было явно небезопасно: глаза его улыбались, но за этой улыбкой скрывалось нечто совершенно непонятное.

– Уверяю вас, герцог… вам нет… ни малейшей необходимости… объяснять мне что-либо! – сказала Феба.

– Вы даже не представляете, какое облегчение доставляют мне ваши слова! – отозвался он, подводя ее по коридору к открытой двери, за которой виднелась комната, стены коей были сплошь увешаны полками с книгами. – Я не намерен предпринимать ничего подобного, уверяю вас! Я бы даже назвал это губительным , а не излишним! Прошу вас, пройдемте в библиотеку!

– Какая… какая приятная комната! – сподобилась выдавить Феба, оглядываясь по сторонам.

– Да, и как много в ней книг, не правда ли? – любезно осведомился Сильвестр, закрывая дверь. – И нет, я не прочел их все !

– Я не собиралась говорить ничего подобного ! – заявила девушка, изо всех сил стараясь не рассмеяться. – Итак, сэр, что же вы хотели сказать мне?

– Что вы – замечательная ! – произнес Сильвестр и заключил ее в объятия.

Сопротивляться было, пожалуй, бесполезно и где-то даже недостойно. Кроме того, всем известно, что маньякам нужно потакать. Посему мисс Марлоу решила не перечить этому опасному сумасшедшему, обняла его за шею и даже ответила на его объятия. Прижавшись щекой к его груди, она прошептала:

– Ох, Сильвестр! Ох, Сильвестр!

И это, похоже, доставило ей несказанное удовлетворение.

– Воробышек, мой Воробышек! – ответил герцог, еще крепче прижимая ее к себе.

Поскольку здравый смысл, заключенный в этих словах, убедил ее в том, что рассудок вернулся к главе Дома Рейнов, Феба облегченно вздохнула и предложила ему очередное болеутоляющее.

– Я вовсе не имела в виду тех ужасных вещей, что наговорила тебе!

– Каких, моя прелесть? – осведомился Сильвестр, впадая в идиотизм.

– Таких… будто ты хуже Уголино. Удивляюсь, как ты не ударил меня!

– Тебе прекрасно известно, что я не позволю и волосу упасть с твоей головы, Воробышек. Я уверен, эта шляпка тебе очень идет, но позволь мне снять ее! – сказал он, развязывая ленты и отбрасывая ее головной убор в сторону. – Вот так-то лучше!

– Я не могу выйти за тебя замуж после того, как написала эту книгу! – сообщила Феба, но поспешила смягчить удар, еще плотнее прижимаясь к нему.

– Ты не только можешь, но и должна, даже если мне придется силой тащить тебя к алтарю! Иначе как, скажи на милость, я смогу исправиться?

Мисс Марлоу задумалась над предложением герцога, а потом на нее вдруг снизошло вдохновение. Она подняла на герцога глаза и сказала:

– Сильвестр! Я знаю, что нужно сделать! Я напишу новую книгу, в которой ты будешь героем!

– Нет уж, благодарю покорно, любовь моя! – вежливо, но твердо отказался он.

– А что, если я напишу продолжение «Пропавшего наследника», в котором Уголино окончательно погрязнет в пороке и закончит свои дни на эшафоте?

– Боже милосердный! Воробышек, ты – самая неисправимая из всех маленьких негодниц, что живут на этом свете! Нет!

– Но тогда все поймут, что он не мог быть тобой! – рассудительно заметила Феба. – Особенно если я посвящу роман тебе – что я смогу сделать, не нарушая приличий, если просто подпишусь псевдонимом Автор .

– А вот это прекрасная мысль! – согласился он. – Одно из тех помпезных апостольских посланий, с моим именем, набранным крупным шрифтом вверху, и нижеследующим обращением – Милорд герцог , как ты любишь меня величать, – за которым последуют несколько страниц убористого текста, пересыпанного множеством «ваших светлостей» и прочими славословиями, какие только могут прийти тебе в голову, и…

– Они не придут мне в голову! Я буду вынуждена изрядно поломать ее, чтобы сказать о тебе что-либо еще, помимо того, что ты высокомерный, самовлюбленный и…

– Не смей называть меня высокомерным! Если у меня когда-то и было высокомерие – с чем я решительно не согласен! – то разве оно могло сохраниться после того, как вы с Томом прошлись по мне железной метлой, а? – Он умолк и, повернув голову к двери, прислушался. – Вот, если я не ошибаюсь, и Томас! Легок на помине! Думаю, Воробышек, – ты ведь согласна со мной? – он заслужил честь стать первым, кто принесет нам свои поздравления? Он ведь так старался помирить нас! – Подойдя к двери, герцог распахнул ее и увидел, что Том, которого только что впустили в особняк, направился к лестнице. – Томас, проходи в библиотеку! Мне нужно сообщить тебе кое-что интересное! – Глаза его светлости загорелись, когда он увидел маленький букетик цветов в руках юноши, и герцог добавил: – А это еще что, хотел бы я знать?