Ольга Смирнова - Самолёт Москва – Белград

Возвращая чашку в раковину, Алёна больно ударилась коленкой о самопроизвольно открывающуюся дверцу старого буфета. Ну и рухлядь! Три месяца, как переехали, а ремонт даже не начинали. У всех нормальных людей уже кухонные гарнитуры, стенки в зале, хрусталь, паласы. В их семье деньги уходят на прихоти Витюшеньки: то ему мотоцикл подавай, да не «Яву» какую-нибудь, а чешский Чизет, то лодку надувную приспичит купить, подумаешь, рыбак какой нашёлся! Как говорила покойная бабка, не мужик, а прорва. Ну Серёжке-то, конечно, перепадало, как никак родной сыночек, не то, что они с Киркой, падчерицы, даже для матери, как обсевки в поле стали.

Какое счастье, что она уезжает учиться на бухгалтера, специально выбрала техникум в Горьком, чтоб отчалить подальше от драгоценных родственничков. Правда, сестру жалко, замудохает её эта семейка. Серёжа-то, не смотри, что шкет сопливый, над Киркой издевается, как хочет: то её тетрадки школьные исчеркает, то из учебника страницы выдерет, то чай на голову выльет, и всё ему с рук сходит, любимому дитятку. Один раз Алёнка не выдержала, оттаскала братца за чуб, мать, конечно, разоралась, только ведь и она за словом в карман не полезет, а вот Кирка молчит, как овца. Сестру Алёнка жалела, но что поделаешь, у каждого своя судьба…

Отодвинув штору в желтых подсолнухах, Алёна выглянула в окно: Кира шла к подъезду вместе с какой-то пожилой женщиной. Да это, кажется, их новая соседка, про которую говорили, что она в Москве работала хирургом и, вроде как, кого-то там зарезала. Не специально, конечно, случайно, во время операции. Странно, Кирка-то ей зачем?

Алёна, почувствовав, что опять проголодалась, сварганила на скорую руку суп из пакета, как раз и Кирка вернулась из магазина.

– Ты чего так долго? Чья это авоська? Наша-то где? – набросилась она на сестру, едва та успела переступить порог.

– Я бутылку с маслом разбила, у авоськи ручки оторвались, – виновато объяснила Кира.

– Сухоручка, – коротко резюмировала Алёна. – Ладно, айда хомячить, я суп сварила.

Сестры сели обедать, Алёна посмотрела на Киру, которая уныло водила ложкой по тарелке, и строго сказала:

– Ты давай, это… Повеселее… Уезжаю я через неделю. Помнишь?

Кира понуро кивнула, Алёна постучала ложкой по краю тарелки, требуя внимания:

– Не больно-то им поддавайся. Сережке сдачи давай, не жалей, а то совсем обнаглеет без меня. Слышь, чего говорю? Приезжать буду, проверять, как ты тут с этими, не часто, но раз в две недели точно. Кир, может тебе на будущий год, после восьмилетки, тоже в Горький податься?

Кира неуверенно пожала плечами:

– Я в девятый класс хотела…

Алёна понимающе покачала головой:

– Ну да, ты же хорошо учишься, можно попробовать в институт поступить. Доедай пошустрее, скоро эти вернуться.

Кира вытянула шею и с тоской посмотрела на дверь. Уже больше часа мается она в подъезде, ждёт, когда зареванная мать позовёт её домой. Холодно… Отчим сдернул её за ногу с кровати посреди ночи, она даже тапочки не успела надеть, так и выбежала в подъезд босиком, в одной ночнушке. Зябко… Кира то забивалась в угол и стояла там, как цапля, поочередно поджимая ноги, то присаживалась на краешек серого от пепла подоконника, стараясь просунуть ступни-ледышки между секциями чуть теплой батареи. Сквозняк от окна бесстыже оттопыривал ночнушку на груди и животе и, за считанные минуты продувая до костей, безжалостно сгонял с насиженного места.

За что дядя Витя ненавидит её? Уж она и так, и эдак им угодить старается! Вот Алёнку он побаивается и даже говорит заискивающе: «Наш человек», а её, Киру, такими словами поносит, что и выговорить стыдно. Мальчишки во дворе так не обзываются! Уехала сестра в Горький, и совсем житья не стало… Как назло, дядя Витя пропустил вахту и уже больше месяца жил дома, уходил с утра, возвращаясь за полночь, со всей дури пиная по двери, у них теперь квартира вообще не запирается – замок-то вырван с мясом. Если отчим падал на пол, прямо у порога, и начинал храпеть, как трактор, на всю квартиру, Кира облегченно закрывала глаза и засыпала, но по-другому бывало чаще…

Сколько же ей так стоять? Совсем ведь околела. Может поскрестись в дверь, или осторожно приоткрыть, просунуть голову, разузнать обстановку? Нет, лучше не надо, ещё получит по лбу… Подождёт немного, тем более от холода и спать-то совсем расхотелось, правда, завтра, в школе, все уроки носом клевать будет. Хорошо, что ночь, и по подъезду никто не шастает, все спят в своих теплых постельках. Кира протяжно вздохнула и вспомнила мамину свадьбу. Она тогда совсем маленькая была, из воспоминаний – только ноги в брюках, женские туфельки да плывущий над головой поднос с двумя гранёными рюмками. Её никто не замечал, она стащила с тарелки кусок рыбного пирога и ела его, забравшись под стол, а потом, пока не уснула, играла с золотистой бахромой скатерти…