Жюльетта Бенцони - Любовь, только любовь

Однако они наткнулись на его категорический отказ. Спокойно, но твердо, как и было свойственно ему, Гоше сказал им о том, что хочет остаться верным королю и префекту Парижа, его прежнему господину Андре д'Эперону.

— Мною могут повелевать только король и префект, и я не поведу людей ко дворцу короля.

— Твой король сошел с ума, он окружен предателями, — прорычал Гийом Легуа, кузен — мясник. — Истинный король — монсеньор Бургундский. Он — наша единственная надежда.

Гоше бесстрастно смотрел на тупое лицо главного мясника, налитое кровью от злости.

— Когда Бургундского герцога помажут и коронуют, я встану перед ним на колени и назову его королем. А до того времени единственный король, которого я признаю, — Карл VI, и пусть Бог даст ему здоровье и разум.

Этих спокойных слов было достаточно, чтобы вызвать дикую ярость у трех посетителей. Они начали орать, как сумасшедшие, и напугали Катрин, которая ожидала окончания спора вместе с остальными женщинами, сгрудившимися у гигантского камина. Какими страшными казались эти трое мужчин, угрожающе возвышавшиеся над хрупкой фигурой ее отца! И тем не менее, несмотря на свой малый рост, Гоше Легуа был хозяином положения. Лицо его оставалось спокойным, и он не повышал голоса.

Неожиданно Кабош поднес свой узловатый кулак к лицу Легуа.

— Чтобы изменить свое решение, мэтр Легуа, у тебя есть еще завтрашний день. Ты должен понять, что, если ты не с нами, ты против нас со всеми вытекающими отсюда последствиями. Ты знаешь, что происходит с людьми, которые принимают сторону арманьяков?

— Если ты хочешь сказать, что подожжешь мой дом, что ж, мне тебя не остановить! Но ты не заставишь меня против моей совести взяться за оружие. Я не за арманьяков и не за бургундцев. Я просто французский патриот, который боится Бога и служит своему королю. Я никогда не подниму оружие против него.

Оставив своих приятелей спорить с Легуа, Кабош подошел к сидящей Лоиз. Катрин почувствовала, как ее сестра застыла, когда мясник остановился перед ней. В больших семьях было принято отдавать замуж дочерей в ранней юности, поэтому Катрин поняла глубокий смысл последовавшей сцены.

Правда, Симон Кожевник и не скрывал своей страсти к Лоиз. Когда они изредка встречались, он никогда не упускал случая навязать ей свое внимание. Изредка, так как Лоиз почти не выходила из дома родителей, разве только чтобы пойти к мессе в близлежащую церковь Сен-Лефруа, расположенную на противоположном конце моста, или чтобы навестить отшельницу в Сен-Оппортьюн. Она была тихой, скрытной девушкой и в свои семнадцать лет была так же серьезна, как женщины вдвое старше ее. Опустив голубые глаза, туго обвязав светлые косы льняным платком, она тихо, как мышка, ходила по дому. Даже в семье она вела жизнь монахини, о которой мечтала, еще когда была маленькой девочкой.

Хотя Катрин восхищалась своей сестрой, но немного и побаивалась. И совсем не понимала, что Лоиз вполне могла быть красивой и привлекательной, если бы она не любила так принижать себя и позволяла себе улыбаться. Тоненькая, с гибкой и изящной фигуркой, она тем не менее не была худой. Черты лица ее были тонкими, нос чуточку длинноват, но у нее был красивый рот и белая, почти прозрачная кожа. Катрин, которая всегда была переполнена жизненной силой, любила шум, суету, веселье, никак не могла понять, что могло привлечь Кабоша — огромного, буйного и неопрятного мужика, всегда стремившегося к грубым земным удовольствиям, — в этой будущей монашке. Что касается Лоиз, то Кабош был ей противен. Он казался ей воплощением дьявола. Когда он подошел к ней, она быстро перекрестилась. Кабош скривился.

— Я не сатана, моя красавица, чтобы меня так приветствовать. Уж лучше бы ты уговорила своего отца присоединиться к нам.

Не поднимая взгляда с туфель, Лоиз пробормотала:

— Я не могу этого сделать, не дело дочери — давать, совет своему отцу. Все, что он делает, правильно.

Ее пальцы сжали в кармане передника четки. Она повернулась, чтобы помешать кочергой поленья в очаге, давая понять тем самым, что ее разговор с Кабошем окончен.

Вспышка гнева блеснула в тусклых глазах Кабоша.

— Завтра вечером, когда мои люди вытащат тебя из постели и нарезвятся с тобой, ты запоешь совсем другую песню. Но не беспокойся, я сделаю это с тобой первым;

Вдруг он отшатнулся. Гоше Легуа схватил его за ворот и собрался выкинуть на улицу. Легуа побелел от ярости, и злость придала ему сил. В этих слабых руках Кабош как-то сник.