Жюльетта Бенцони - Кровь, слава и любовь

Каждый год бесчисленные толпы туристов приезжают в Венецию. И уж конечно, мало кто из них минует Дворец дожей. Роскошные залы до сих пор поражают безупречным великолепием. Кажется, время не властно над ними. Светлейшая Республика жива нынче лишь в исторических хрониках. Но царящая в этих залах тишина кажется странно живой, населенной ускользающими от взгляда тенями. На верхней панели стен зала Большого Совета – портреты дожей, задрапированных в золототканые мантии с горностаевой отделкой, дожей, на чьих головах красуется «корно» – полукорона, получепец – знак облечения властью.

Взгляды задерживаются на благородных лицах, люди всматриваются в их черты, изучают прекрасные костюмы, и вдруг – остановка. Там, в уголке, рядом с горделивым изображением дожа Андреа Дандоло, – бросающаяся в глаза пустота. Черная траурная драпировка, черная клякса с пожелтевшей от времени надписью. И так мрачна эта погребальная ткань, что неминуемо рождаются вопросы. Гид для начала переводит надпись.

Hic est locus Marini Falieri decapitati pro crimnibus. (Здесь место Марино Фальеро, обезглавленного за его преступления.)

Разумеется, всем хочется узнать, в чем дело. Но впереди еще много интересного, потому объяснения обычно оказываются краткими.

– Он совершил предательство из-за своей жены. И был наказан… А вот, дамы и господа…

Толпа проходит дальше, влекомая суетливым экскурсоводом. Быстрее, быстрее, никто уже не хочет узнать побольше о том, чье изображение должно было находиться на этом месте. Бог с ней, с трагической историей траурной вуали. Все покрыто тьмой веков. Люди спешат, пренебрегая историей человека, дожившего до старости, его слишком красивой жены и весьма гордого юнца, который счел себя влюбленным.

Все началось ноябрьским днем 1354 года. Густой туман окутывал Венецию, скрывая позолоту куполов и многоцветный мрамор дворцов. Едва прорисовывались – серыми тенями в желтоватой измороси – несколько башенок. Безмолвие нарушали только тихие всплески весел, мерно и осторожно погружавшихся в невидимую воду. Какая-то галера двигалась по направлению к порту. Медленно, очень медленно… Влажный холод царил везде. Одежда становилась тяжелой, красный шелковый штандарт с изображением венецианского льва бессильно льнул к грот-мачте…

Галера прошла по ведущему к Лидо каналу, запиравшемуся на ночь тяжелой цепью, чтобы помешать чужакам попасть в город. Галера все-таки преодолела это место, и перед гребцами возникли смутные очертания домов. И только тогда капитан судна повернулся к очень высокому мужчине с жестким и одновременно величественным лицом, который стоял на корме пышно украшенного судна.

– Мы прибываем, Светлейший синьор!

Мужчина в ответ лишь прикрыл глаза. Он выглядел важным и даже грозным. Вооруженный до зубов, он скрывал оружие под просторной мантией из шитого золотом бархата, подбитого горностаем. Черный стальной шлем венчал гладко выбритое лицо, иссеченное глубокими морщинами. Из-под шлема выбивались белоснежные волосы. Старик, но до чего же надменный и решительный старик! Стоя среди своих охранников под пурпурным навесом, он вглядывался в туманное марево мрачными темными глазами.

Где-то в городе приглушенно пропел рожок. Капитан, не скрывая удовлетворения, воскликнул:

– Нас заметили! Послушайте, монсиньор…

Действительно, в ту же минуту поднялся перезвон колоколов. Звонили во всех храмах города. Рожок удвоил свой пыл и звучал теперь безостановочно. Горделивый огонек мелькнул в глазах удивительного пассажира галеры, и холодная улыбка на мгновение оживила его суровые черты. Заметно было, что он ненадолго расслабился. Да, это был «его» город, город, который праздновал начало нового правления.

Дож Венеции Андреа Дандоло только что скончался. Он умер в сорок шесть лет, раздавленный грузом власти, и теперь новый хозяин города – именно он, Марино из древнего знатного рода Фальеро. Вчерашний посол Светлейшей Республики при Папе в Авиньоне сегодня стал повелителем королевы Адриатики. Ему исполнилось семьдесят шесть. Власть не пугала его, потому что он всегда чувствовал свое предназначение: вести за собой людей, руководить событиями. В это мгновение Марино Фальеро – дож венецианский, достиг вершины. Сердце его переполнялось тайной радостью.