Шеннон Дрейк - Приди, рассвет

Лишь после полудня Уорику и Меллиоре удалось оторваться от остальных, и у них появилась возможность поговорить без свидетелей.

Оказавшись в объятиях мужа, Меллиора сказала:

– Ты должен это знать. Поверь, я не лгу и говорю не для того, чтобы тебя успокоить. Ульрик хотел, чтобы ты мучился, независимо от того, жив он или умер. Он до меня не дотрагивался. У него не было такой возможности. Он хотел отомстить тебе любым способом. Хотел, чтобы ты думал, будто я ношу не твоего ребенка, а его. Но...

– Миледи, это не меняло бы дела. Когда он захватил тебя, самым важным для меня было одно – чтобы ты вернулась живой.

– Но ведь ты так хотел возродить свой род.

Он пожал плечами.

– Я понял, что семья – это те люди, которые тебя окружают, любят тебя, за которых ты отвечаешь и которые платят тебе за это верностью. Ты и есть моя семья, любовь моя. И любой твой ребенок будет моим.

Она дотронулась до его лица.

– Но я беременна твоим ребенком, Уорик.

– Мне об этом сказал Фагин.

– Я уже давно хотела сказать тебе, хотела преподнести сюрприз. Думала, ты будешь счастлив.

– Меллиора, я счастлив, я в восторге от того, что у нас будет ребенок. Я счастлив, что у меня есть ты, и в будущем я буду более деликатен с тобой, обещаю тебе.

Она улыбнулась и прислонила голову к широкой груди мужа.

– Уорик!

– Да?

– Я люблю тебя.

Возникла пауза.

– Тебе потребовалось немало времени, чтобы это сказать. Меллиора широко улыбнулась.

– Я никогда не думала, что это возможно. Я так сильно тебя люблю! Я многое узнала о любви, обиде, ревности, страхе, тревоге...

– Впредь ничего не бойся, любовь моя. Нет никаких причин для ревности. Где бы я ни был, миледи, мои сердце и душа принадлежат тебе. Мне нужна только ты.

Меллиора никогда не испытывала большей радости. А Меркурий тем временем вывез их на вершину холма, и она увидела искрящееся на солнце море и их крепость.

– Уорик, мы уже дома.

– Да, миледи.

– Наш ребенок родится здесь. Может, даже целая дюжина детей.

– Дюжина?

– Ну по крайней мере несколько. У нас будет большая семья.

Уорик потерся щекой о ее голову.

– Как пожелаешь, моя леди. Король однажды сказал мне, что я должен воссоздать свой род. Не объяснил он лишь одного...

– Чего именно?

– Что все, в чем я нуждаюсь, я найду в тебе, – тихо сказал Уорик.

– Кто бы мог подумать, что я полюблю и стану обожать старого, дряхлого норманнского рыцаря! – проговорила Меллиора и улыбнулась.

– Придержи язык, жена, – ворчливым тоном сказал Уорик.

– Ах да, сир. Но ведь я слышала, что в тебе есть толика крови викингов, и кельтов, и, возможно, англосаксов...

– Да, миледи, а в тебе есть кровь пиктов, кельтов, викингов. А наш ребенок будет...

– Шотландцем! – подхватила она.

– Верно, и в этом мы пришли к миру и согласию друг с другом.

– А мы пришли к миру и согласию, м'лэрд?

Он вскинул бровь, улыбка тронула его губы.

– Ну, я так думаю, у нас еще будет немало споров.

– За время долгих лет, конечно, – с готовностью согласилась она. – А что за жизнь без споров?

– Да ты становишься просто очаровательной, когда пытаешься загладить свои грехи, – нарочито строгим тоном проговорил Уорик.

– Мои грехи! – воскликнула Меллиора и увидела смешинки в глазах мужа.

– И вообще ты страшно непослушная жена.

– Так ведь я дочь викинга! А ты свирепый воин, сподвижник короля. Как же тут не быть разногласиям... Ой, Уорик, посмотри на остров отсюда! Стены крепости залиты золотистыми солнечными лучами... Как красиво!

– В самом деле, – согласился Уорик и добавил: – Ну что, помчимся рысью?

– Да, любовь моя!

Уорик пришпорил Меркурия, и они понеслись мимо диких скал, по зеленым долинам Шотландии.

Домой. На свою родину и на родину их не родившегося пока ребенка. И всех их будущих сыновей и дочерей.

Думается, я была счастливым ребенком. Конечно, когда росла, я так не считала. Мало кто из детей осознает, чем они располагают и владеют. Став взрослой, я поняла, что может произойти в этом мире, и пришла к выводу, что была очень счастлива.

У меня были любящие родители.

Не богатые, а любящие родители. Вспоминаю, что когда-то мне хотелось носить фамилию Астор, Вандербильт или Карнеги. Но сейчас я твердо знаю, что не поменяла бы свою фамилию ни на какую другую – и лишь потому, что это фамилия моего отца. Я обожаю его. Он был моим первым героем. Высокий и красивый, он совсем облысел к тому времени, когда я стала себя помнить. У него были изумительные голубые глаза, он обладал неповторимым даром рассказчика.