Роксана Гедеон - Любовница капитана

–– Ну, ваш Лескюр мог бы и не выступать доносчиком!

–– Какая чепуха! Лескюр и доносительство – несовместны. Он просто беспокоился о вас и решил держать меня в курсе событий.

–– Ладно, – прервала я его. – Бог с ним, с Лескюром… Что случилось?

–– А что случилось в последние дни в Париже и во Франции, вы знаете это, Сюзанна?

Я пожала плечами.

–– Конечно, известно. Вкратце. Кое-что я наблюдала сама у Бастилии, еще некоторые известия мне сообщил Лассон. Но что это значит, сударь? К чему обсуждать ночью все эти события?

–– Но как вы относитесь к ним, к этим событиям?

Он внимательно наблюдал за выражением моего лица. Меня все это начинало немного злить.

–– Как же можно к ним относиться? Я аристократка. Меня возмущает бездействие короля… Я знаю, что моя жизнь в опасности, что за мою голову назначают награду. Конечно, этот бунт не вызывает никакой радости. Я – принцесса, милостивый государь.

–– Рад это слышать. Зная о вашей интрижке с капитаном де Вильером, можно было опасаться, что он склонит вас на свою сторону.

Невозможно описать, какую я почувствовала досаду. Ну, скажите пожалуйста, что это за допрос? К чему следить за мной, взрослой женщиной, знать, с кем у меня «интрижка»? Тем более, не представляя толком, что именно связало меня с капитаном и осталось ли от этого еще хоть что-то… Больше всего на свете я ненавидела тот контроль, который отец вечно желал установить надо мной. То финансовый – через своих управляющих, то личный – через соглядатаев вроде аббата Баррюэля… Но почему, почему этот контроль достает меня даже здесь, в тайном доме моего внебрачного сына, в котором, казалось бы, я могу получить полное убежище и покой?

–– Почему вы пришли сюда? – спросила я холодно и резко.

–– Потому что все изменилось. И вы теперь – не замужняя женщина, жена принца д’Энена. Ведь именно так вы хотели себя назвать, когда я стал задавать вам ненужные, по вашему мнению, вопросы?

–– А что, собственно, изменилось и почему я теперь не…

Я не успела договорить, потому что отец резко, отчетливо произнес, прервав меня:

–– Вы теперь – вдова. И я снова должен заботиться о вас, потому что мужа у вас теперь нет.

Мороз пробежал у меня по спине. Потрясенная, я поспешно спустила ноги на пол, наощупь нашла свои домашние туфли.

–– Вы… что вы говорите? Как это нет мужа? Что значит – в-вдова?

Голос не повиновался мне. Я не могла осознать то, что услышала. Если я вдова, значит, Эмманюэль – мертв? Ерунда какая! Что могло с ним случиться?

–– У вас достаточно мужества?

–– Да… Я полагаю, да.

–– Тогда пойдемте вниз.

Держа меня за руку, он спускался по лестнице, вдоль которой, как печальные каменные статуи, выстроились Маргарита, Полина и еще одна служанка из отеля д’Энен, Дениза. Одни их лица, полные ужаса, заставили меня поверить в то, что случилось нечто ужасное. Меня охватила сильнейшая тревога. Я споткнулась в темноте, потеряла туфельку, а когда увидела у двери в гостиную двух гвардейцев, то ощутила настоящую панику.

Отец обернулся:

–– Я предупреждаю, Сюзанна! Вам придется собрать все ваше мужество.

–– О Господи, мне от ваших слов просто жутко! Еще немного, и у меня сдадут нервы. Что все это значит? Может быть, мне лучше ничего не видеть?

–– Можете отказаться смотреть. Но тогда вы не будете знать до конца, на что они способны.

Он рывком распахнул дверь в гостиную и пропустил меня вперед. Я вошла на трясущихся ногах, и в первый момент стояла зажмурившись, не отваживаясь смотреть. Конечно, я была не дура и понимала, что сейчас столкнусь со смертью. Вдова… Если я вдова (отец же не шутит такими вещами?), значит, без смерти Эмманюэля не обошлось. Все эти умозаключения сделать было несложно. Но со смертью я не сталкивалась так давно (в последний раз это было в другой, итальянской моей жизни), что я не представляла уже ни как она выглядит, ни как мне самой жить и вести себя после нового столкновения с ней.

Усилием воли я открыла глаза. И первое, что увидела в свете ночника, – это крупные капли крови, медленно скатывающиеся с большого стола на пол и впитывающиеся в шерсть ковра. На столе, на темном тяжелом плаще, лежал человек. Я с дрожью узнала в нем Эмманюэля.

Лицо его, тонкое и вытянутое, было того воскового цвета, какой бывает у мертвых, на губах застыла странная жалкая гримаса – смесь страха и невероятного удивления. Но почему же он мертв? Он же не болел? В ту же секунду, задохнувшись от ужаса, я нашла ответ на свой вопрос: неровная красная полоса была у него на шее. Его голова была отделена от тела. Проще говоря – отрублена. А потом – приставлена на место… Кровь еще капала, но с каждой минутой все меньше. Большая лужа крови алела на ковре, и запах от нее исходил жуткий, могильный.