Сара Дюнан - Исповедь куртизанки

Пожав плечами, она смежила веки.

– В таком случае они, скорее всего, умрут здесь.

Несколько мгновений мы сидели молча, вслушиваясь в шум снаружи, который становился все громче. Уже совсем скоро ручеек из этих нескольких пропащих душ сменится бурным потоком безумцев.

Но сомнения все равно никуда не делись. Я лишь озвучил их:

– У нас получится?

Она покачала головой.

– Откуда мне знать? Если слухи не лгут и они действительно голодны и выбились из сил, то у нас, возможно, появится шанс. Будем молиться, чтобы первыми здесь оказались испанцы. Я еще не встречала никого, кто излишествам жизни предпочел бы благочестие смерти. А вот если это будут лютеране, то нам остается только перебирать четки и готовиться к тому, чтобы стать мучениками. Но сначала я предпочту проглотить пригоршню драгоценностей.

– Для чего? Чтобы опорожнить желудок в аду и подкупить стражей?

Смех ее вспыхнул, подобно маленькому лучику надежды.

– Ты забываешь о том, что я – куртизанка кардинала, Бучино. У меня столько индульгенций, что их хватит до самого чистилища.

– А что станется с карликом куртизанки кардинала?

– Ты достаточно мал, чтобы спрятаться под облачением кающейся грешницы, – ответила она, но тут на мгновение чей-то голос перекрыл всеобщий гвалт, и мы сумели разобрать несколько невнятных, но вполне отчетливых слов:

– Casas de la gente nobile … Estamos aqui [1] Дома знатных людей. Нам сюда ( исп. ). ( Здесь и далее примеч. пер., если не указано иное. ) .

Итак, похоже, враг все-таки прибыл. Если милость, как говорят, это удел Господа, то удача – забота дьявола, и он присматривает за своими. Мне известно лишь, что в тот день Рим превратился в площадку для игры в судьбу, и когда настала пора сваливать трупы в ямы, то среди погибших оказалось не меньше невинных душ, чем подлецов среди выживших. Что же касается нашего статуса, то судить о нем я предоставляю другим.

Моя госпожа встала и разгладила юбки, словно принарядившаяся хозяйка, которая готовится встретить гостей.

– Будем надеяться, что их командир обретается где-нибудь неподалеку. Не хотелось бы красоваться в своей лучшей золотой парче перед кучкой солдатни. А ты ступай и взгляни, как там Адриана. Если она будет выглядеть как барышня, то проживет дольше, чем простая служанка. Хотя и нарочитая невинность непременно выдаст нас с головой.

Я шагнул было к лестнице.

– Бучино.

Я обернулся к ней.

– Ты еще не забыл, как нужно жонглировать?

– Если уж научился чему-то в детстве, то не забудешь никогда, – отозвался я. – Чем, по-вашему, мне придется жонглировать?

Она улыбнулась.

– Как насчет наших жизней?

Чтобы добраться до нас, им понадобилось больше времени, нежели мы предполагали. Впрочем, изнасилование и грабеж – дело небыстрое и хлопотное, да и пройти требовалось через многое и многих. Уже сгущались сумерки, когда, стоя на крыше, я увидел, как они заполонили улицу внизу. Подбадривая себя яростными воплями, они вынырнули из-за угла, человек восемь или девять впереди всех, полуголые и размахивающие мечами. Раззявленные рты их походили на черные ямы, движения выглядели резкими и беспорядочными, словно сам дьявол дергал их за ниточки, заставляя танцевать под одному ему слышную музыку. За ними шла еще дюжина с лишним солдат, они тащили телегу, доверху заваленную награбленным, а еще дальше виднелся всадник, хотя если он и был их командиром, то теперь они уже ему не повиновались.

Достигнув нашей площади, они на миг приостановились. В городе ведь полным-полно богатых особняков с запертыми дверями и ставнями. Кое-кто из вояк уже нетвердо стоял на ногах. Рим славился куда лучшим вином, чем та несчастная сельская глушь, которую они уже разграбили, и к этому времени они наверняка опустошили не один бочонок. Здоровяк, державшийся позади, взревел, схватил лежащий на повозке топор, воздел его над головой и, пошатываясь, понесся вперед, чтобы опустить его на оконную раму дома торговца специями, стоявшего на углу. Казалось, дом содрогнулся от удара, а потом изнутри донеслись заполошные крики. Шум привлек внимание остальных, и они устремились туда, словно мотыльки на свет. Их было около дюжины, и им понадобилось минут десять, чтобы вломиться внутрь. Оставшиеся снаружи тем временем окидывали настороженными взглядами площадь. Офицер уже слезал с лошади, когда и я ушел с крыши, чтобы дать знать о происходящем госпоже. Но двор внизу оказался уже пуст, и к краю я вернулся как раз вовремя, чтобы услышать, как внизу лязгнули, отпираясь, главные двери. Я увидел, как она вышла на окутанную сумерками площадь.