Сара Дюнан - Исповедь куртизанки

Заккано всхлипнул, когда пальцы его, сжимающие ножку кубка, разжались и тот выпал в подставленную левую ладонь Джакомо, который, похоже, как всегда, раньше своего брата знал, что тот собирается сделать.

– Браво, Джакомо. Значит, вино будешь подавать ты.

– Госпожа…

– Бальдасар? – позвала она, даже не повернув головы.

– В подвале есть три ружья. А на кухне – полный ящик ножей. – Он вытер ладони о штаны. – Если мы возьмем каждый по одному…

– Если каждый возьмет себе по одному, объясни мне, как ты будешь разрезать поросенка? – Вот теперь она обернулась и в упор взглянула на него.

Но он выдержал ее взгляд.

– Прошу прощения, госпожа, но это чистое безумие. Разве вы не слышите, что там творится? Мы сами уже превратились в свиней на заклание. Они просто нанизывают нас на вертела, словно куски мяса.

– Что ж, пожалуй, так оно и есть. Но, несмотря на возмутительное отсутствие манер, вряд ли даже у них достанет дерзости утолить голод, зажарив и съев нас после того, как они нас убьют.

При этих словах Адриана, находившаяся сбоку от нее, испустила долгий отчаянный вопль и повалилась на пол. Я шагнул было к ней, но Фьяметта одним только взглядом заставила меня замереть на месте.

– Встань, Адриана, – резко бросила она. – Хорошо известно, что когда женщина лежит на земле, задрать ей юбку ничего не стоит. Поэтому вставай. Немедленно .

Давясь слезами, Адриана поднялась на ноги. Переполнявшее ее отчаяние ощущалось буквально физически.

Фьяметта развернулась на каблуках, и я увидел, как ярость у нее на лице схлестнулась со страхом.

– Да что с вами всеми такое? – Она с такой силой хлопнула ладонями по столу, что посуда жалобно зазвенела. – Подумайте вот о чем. Не могут же они убить всех нас до единого. Те, кто останется жив, спасут свою шкуру хитростью, а не тупым кухонным ножом. Знай, Бальдасар, что я прощаю тебе подобную глупость, потому что твои соусы искупают мясницкую грубость того, как ты режешь мясо. Когда они доберутся сюда, среди них наверняка найдутся и те, кто еще не утолил свою похоть и жажду крови, но наверняка будут и другие, кто уже сыт этим по горло. Ад поджаривает даже собственных демонов, а жажда убийства вполне способна свести с ума. И потому мы будем спасать их от них самих. Мы распахнем для них двери нашего дома; предложим им уют и гостеприимство, поскольку мы с вами весьма сведущи в этом искусстве. Взамен – хотя они отберут у нас… нет, мы сами предложим им столовые приборы, бокалы, ковры, безделушки и все прочее, что можно содрать со стен, – они, если нам повезет, оставят нам наши жизни. В том числе еще и потому, что когда вы долгие годы проводите в пути, то здание, которое можно назвать домом и в которое можно вернуться, дает вам настоящее утешение, а заодно и становится безопасным местом для хранения награбленного, тем более что лучше хорошей шлюхи может быть только хороший повар. А этот дом, позволю себе напомнить, располагает и тем и другим.

В воцарившейся тишине я буквально слышал аплодисменты совсем другой аудитории: клириков, банкиров или схоластов, могущественных людей, которые, наевшись и напившись до отвала, наслаждались искусством диспута с красивой женщиной, чья элегантность приправлена грубостью, – талант, в котором синьорина весьма преуспела. Но здесь и сейчас никто не хлопал в ладоши. Поверили ли ей слуги? На мой взгляд, она изъяснялась весьма убедительно. Однако все это не имело значения. Лишь бы они остались. Но пока никто даже не шелохнулся.

Синьорина перевела дыхание.

– Итак… для всех желающих… дверь находится вон там.

Она ждала.

В конце концов повар отвернулся и проворчал:

– Я остался один. Если вам нужна хорошая стряпня, то мне потребуется девчонка в помощь.

– Она еще не готова. Тебе придется обойтись одним из мальчишек. Заккано! Не бойся. Вы разлучаетесь совсем ненадолго. Джакомо, подготовь тонкие восковые свечи. Я хочу, чтобы с наступлением сумерек во всех канделябрах горел огонь. Ты, Адриана, оденься поприличнее. Возьми из моего сундука голубое платье с высоким воротом и пару атласных туфелек в тон. Нанеси на лицо румяна – но совсем чуть-чуть. Ты должна выглядеть мило, а не соблазнительно. И пошевеливайся.

Девушка, в душе которой боролись радость и ужас, направилась к лестнице. После того как комната опустела, Фьяметта присела во главе стола. Теперь, когда лицо ее оказалось в полосе света, я заметил, что оно блестит от пота.

– Отличная работа, – негромко заметил я. – Теперь никто не сбежит.