Наталья Белоненко - А после…

Так что нет, никаких иллюзий. А потому никаких очарований, а потому никаких разглядываний!

Его не помешало б побрить.

И ей не нравился такой хип-хоперский стиль в одежде, куда подевались интеллигентные глухие пиджаки под горло? И, пожалуй, белая рубашка не помешала б… Ой, все! И челка ему – не идет. Со смуглых щек сошли пятна румянца (она лишь сейчас заметила, что они были), лицо уткнулось носом в подушку, и мерное дыхание срывалось на посапывание. Вытянутая вверх рука повисла над пропастью, над обрывом кровати, и она моментами пыталась примерить эти обездвиженные пальцы к клавишным, на которых он, как известно, не дурно играет.

Но какое ей до всего этого дело?

Тэмми так и не дождалась папиного стука в дверь. И уже даже растворила в себе мысли, что будет говорить родителям про это уединение. Он неожиданно открыл глаза почти через 2 часа. Так странно, ей казалось, что в этом временном провале его пробуждения можно и не ждать – просто момент без начала и конца… Но он вновь запустил время, моргнув, и явно изумившись тому, что случилось. Даже не тому, где он и кто сидит рядом, и что при этом делает…. А тому, что делал только что он сам!

– Оо! Я случайно, извини. – принялся отрываться от ложа он, вставая на четвереньки, на щеке отпечаталась складка от подушки.

– Ничего. – пожала плечами она, не отвлекаясь от своего дела. Как будто ее ничего и не удивило.

А удивило ли?

– Вот теперь неловко. – усмехнулся он, занимая более пристойное положение, потихоньку пробуждаясь в нормальное состояние. И все еще не становясь более узнаваемым.

– Теперь только? – вновь пожала плечами она.

Замечание, наверное, должно было его смутить, но внезапно – позабавило. И пускай, она, похоже, не шутила, но… Красная лампочка тревоги в его голове – не мигнула. Он знал за собой грешок, что не отличается запредельной проницательностью, иногда чудит, и может веселиться невпопад. И совсем не уверен был, что сейчас надо говорить и что будет правильно. Но как-то на этот раз его это особо не «парило». Может, еще не проснулся?

А может, наконец-то повзрослел и вышел из возраста законсперированного стесняльца?

– Ты только не подумай, я не хотел ничего такого. Двусмысленного… – стушевался он, смекнув наконец, на сколько интимно – спать при постороннем человеке.

В ее кроваи. В которую даже не приглашали.

– Та это тебе переживать надо. – ухмыльнулась она, чувствуя себя как никогда свободной от былых призраков, – знал бы ты, сколько тут когда то было твоих постеров!

– Неужто. – вгляделся в ее нейтральность он, ища подвоха. Зря.

– Ага, – хищно прищурилась она, – и половина – полураздетых. Так что радуйся что все еще одет, и уноси ноги отсюда, пока это все еще так!

Она и сама поразилась произнесенному: Что за игру она затеяла?

Но нет. Он не купился, и прочитал ее слова столь же безопасными и как она еще недавно – его вторжение с претензией на «уединиться».

– Та неее, ты слишком рассудительная для фанатки. – заключил он, чуть дернув ямочками на щеках. Был ли он сам до конца уверен в своих выводах? В нынешних- да, но чтоб вообще… А может, просто…

провоцировал на возражение… Ну такое… Поиск истинных ответов за утверждениями и блефом.

– Оооо! Наивный! Не недооценивай меня! – стрельнула хищность она. Так нарочито, что он совсем расслабился.

– Да? И что, много фантазий родилось тут, в этой кровати? Под моими пристальными взглядами?

– Проваливай отсюда! – в него прилетела узорчатая габардиновая подушка с кресла, передавая ему электрический заряд подлинного возмущения.

И никаких подробностей…

Эту подушку она вышивала, когда услышала тот его дуэт с Эйприл, и все в один голос решили, что у него там со свеженькой звездочкой – свеженький романнН. Она думала потом передарить эту подушку, пропитанную грустными мыслями. Эта подушка была чем-то вроде символа прощания с иллюзорной надеждой.

Он поймал символ перед лицом. И рассмеялся, все еще немного совелый, вдруг совершенно не размышляя, к месту ли. Откинулся спиной на стенку. И остановил на ней пристальный взгляд ровно из тех томных, что смотрели с глянцевой бумаги. Похоже, он никак не мог проснуться.

– И что, ты думала наверное, что я там придаюсь горррячим утехам? На гастролях. На пляжных съемках…

– Разве только на них?

– Ага, фантазировала? Признавайся уже!

– В чем?? Я тогда была не на столько искушенной. А ты – предавался?

«А а на сколько теперь искушенная?» – чуть не прозвучало на волне в ответ.