Ольга Елисеева - Лев любит Екатерину

Объяснение было бурным. Неделю Като не разговаривала с возлюбленным. А берейтор Тележников обходил стойло турецкого черта стороной – шальная лошадь, того гляди зашибет!

Но странное дело – то ли помогло купание в ледяной воде, то ли встряска – Ее Величество вышла из подавленного состояния. Там, на берегу, она надавала Грицу пощечин. Выкричала и выколотила из себя страх, навалившийся после покушения.

Теперь настроение государыни было самое деловое. Като изъяснялась гневно и насмешливо, не терпела возражения и менее всего была склонна слушать Панина. На следующем Совете тот попытался напомнить о недавнем разговоре:

– Шведское судно для Вашего Величества уже стоит на рейде в Кронштадте. И если всемилостивейшей государыне будет угодно…

– Мне угодно, милейший Никита Иванович, чтобы вы перестали выживать меня из дому, – отрезала Като. – Я никуда не поеду.

Орлов и гетман Разумовский зааплодировали, остальные переглянулись. Накануне граф убеждал их, что дело решенное.

Утро вечера мудренее. Ложилась Казань, как в гроб, встала – Светлое воскресенье. Михельсон остановился в крепости, надеясь сменить лошадей. Да кем их теперь сменить на пепелище? Из почти трех тысяч домов осталось около пятисот. Огонь съел двадцать пять церквей, три монастыря и Гостиный двор. Блуждая по угольям, обыватели отыскали тела трехсот убитых, более восьмисот человек пропали без вести. Никто не сомневался, что их постигла страшная участь.

Оставшиеся в живых побрели в лагерь Самозванца в надежда отыскать свои вещи. Выставленный Михельсоном караул отдавал имущество на слово, а потому пошло воровство и мародерство. Был даже пущен слух, будто курляндский немец мог-де поспеть и предотвратить разорение города, но нарочно промедлил. Дал Пугачеву покуражиться, чтобы потом захватить награбленные Злодеем богатства.

Прибыв в Казань, Петр Панин потребовал у храброго полковника отчета, и тот, смертельно обидевшись, покинул город столь же легким отрядом, как и вступил в него.

– Я и подсвечника в седельной сумке не увожу! – сердился Иван Иванович. – За что он меня?!

Пришлось Павлу Потемкину лично писать государыне о невиновности честного служаки и о завистливом глазе нынешнего командующего. А той – читая донесения, только вздыхать. Еще Самозванец гулял на свободе, а между ее людьми уже начались свары. Панин не мог простить безвестному полковнику, к тому же немцу, громкой славы победителя и мягкости с побежденными. Бунт на то и бунт, чтобы выжигать его каленым железом.

Отовсюду потянулись колодники, держать их в сожженном городе было негде, кормить нечем, однако следствие исправно снимало показания, иных наказывало кнутом, и подальше от греха возвращало на поруки хозяевам. Павел Сергеевич откровенно боялся, что присланный из столицы башибузук перевешает всех пленных.

Расхаживая вместе с Михельсоном по лагерю, генерал обнаружил несколько обгоревших знамен, которые при рассмотрении оказались голштингскими флагами Петра III. Голубая парча и зеленый атлас были кое-где съедены огнем, но разобрать гербы ничего не стоило. У обоих офицеров глаза полезли на лоб. Как штандарты со складов Петербурга попали к Пугачеву?

Среди пленных поймали секретаря Самозванца тверского купца Дубровского, детину лет двадцати. Когда его вели мимо начальства, Павел Сергеевич приступил к нему с расспросами о судьбе флагов. Дубровский не запирался, он сам был захвачен Пугачевым под Оренбургом, куда ездил торговать, и с тех пор содержался при Злодее для писания манифестов. Знал Дубровский много. Злодей несколько раз диктовал ему письма для кого-то при дворе. Начинались они словами: «Ваша светлость», – но имени адресата не указывалось. Сей неведомый благодетель еще осенью пособлял Самозванцу деньгами, прислал две подводы армейских ружей и брался передать «отцовские благословения» от государя Петра Федоровича сыну Павлуше.

– Интересный субъект, – сказал Потемкин Михельсону и, обратившись к караульным, велел вести пленного в здание Следственной комиссии.

Каково же было возмущение Павла Сергеевича, когда, вернувшись в крепость, он узнал, что Дубровского, вопреки его приказу, свели в уцелевшие казармы, где заправлял Петр Панин. У последнего не было полномочий устраивать допросы. Но командующий тянул одеяло на себя, стараясь прибрать к рукам как можно больше власти.

Павел Сергеевич немедленно отправился к сопернику, взяв с собой караул и приказав трубачу дудеть в горн для важности. Как ни неприятно ему было разговаривать с командующим, но избежать объяснений он не мог.