Шеннон Дрейк: Тристан и Женевьева (Среди роз)

Тристан опустился на колени и приподнял руками окровавленную голову капитана.

– Сэр Филдинг! Это я, Тристан, вы меня узнаете? Вы меня слышите?

– А, милорд! – воин нашел в себе силы, чтобы пожать руку Тристана. – Это вы, милорд, простите нас, – прошептал он слабеющим голосом, – Мы не ожидали, что такое может случиться, мы обманули ваши надежды… Вооруженные, без знаков и знамен, их люди… Они напали на нас внезапно… Мы приняли их как посланников короля! Они опустошили все вокруг… Они убивали, но не говорили почему… Милорд!.. – в глазах Филдинга показались слезы.

Тристан успокаивающе сжал его руку, но в голосе его была тревога, когда он поспешно спросил:

– А моя жена, сэр Филдинг, что с моей женой?

Слезы еще обильнее покатились из глаз Филдинга.

– Я не знаю, милорд, я не знаю, – едва промолвил он.

Джон подошел к Тристану, и они вдвоем, перейдя через мост вошли в замок. Неестественная тишина встретила их.

Повсюду царила смерть. Тристан переступил через мертвую служанку Лизетты, зверски убитую и брошенную с юбками, задранными до самого подбородка.

Какой ужас испытала она перед смертью?

Множество стражников лежали везде: мертвые или умирающие, истекающие кровью на каменных плитах.

– Лизетта!

Тристан позвал жену по имени с молитвой, надеждой и смертельным страхом в голосе. Ноги сами привели его к лестнице, он шел, уже почти не сознавая происходящего. Обыскивая комнату за комнатой, снова и снова выкрикивая ее имя, но ответа не было.

Наконец он вошел в детскую. Маленькая комнатка рядом с его спальней. Где колыбелька, шерстяные одеяльца и маленькие шелковые и льняные пеленки уже ожидали появления на свет ребенка.

Здесь он и нашел Лизетту.

Она лежала, склонившись над колыбелью и обнимая ее руками, как будто пыталась дотянуться до ребенка. Ее голова свесилась внутрь.

– Лизетта! – Тристан больше не кричал. В этом уже не было необходимости. Теперь его голос звучал, как молитва, произнесенная шепотом, жуткая молитва, звучащая не громче дуновения воздуха.

Он застыл на пороге, не в силах двинуться, его пальцы яростно сжимались в кулаки.

Через мгновение оцепенение прошло и молодой лорд бросился вперед.

Его жена выглядела совсем как живая… может быть… Тристан упал на колени и взял ее на руки, голова Лизетты запрокинулась, и он увидел на шее синяки, и тонкую красную полоску, из которой тут же полилась кровь.

Она была зарезана, как и ее любимые лебеди… Кровь… кровь… много крови.

– Лизетта!!!

Теперь это был вопль отчаяния, агонии, исторгнутый из глубины души. Тристан сжал жену в объятиях, прижал к себе и начал тихонько укачивать, как бы баюкая. Затем, подчиняясь внезапному порыву, он начал трясти ее, пытаясь вызвать хоть искорку жизни в прекрасном теле, которое раньше было олицетворением красоты и молодости.

К нему бесшумно подошел Джон, уже несколько минут с ужасом наблюдая за тем, как его друг гладит волосы Лизетты, прижимает ее к себе, баюкает, тормошит, как будто она жива, только крепко спит, и Тристан пытается разбудить ее. Кровь испачкала платье Тристана и его плащ, подбитый белым горностаем. Джону прежде не доводилось видеть людей в таком глубоком горе. Он боялся вымолвить слово, хотя ему нужно было еще многое сказать Тристану. Но, внезапно, вернувшись к действительности, последний заговорил сам. Его голос был подобен скрежету, издаваемому сталью, трущейся о камень.

– Что здесь произошло?

– Тристан!

– Что здесь произошло?

Джон сглотнул и начал докладывать, стараясь говорить спокойно:

– Джоффрей Ментейт лежит раненый… на них внезапно напали, без всякого предупреждения. Люди, которые не знали пощады. Наши солдаты бились храбро и отчаянно, пока все не были перебиты.

Он не мог продолжать, не мог говорить дальше. Он не мог рассказать всю правду Тристану.

– Что еще он рассказал? Продолжай! – прохрипел де ла Тер. – Господи, Боже! – его голос был похож на рычание льва, раненого, разъяренного, ужасного в своем гневе.

– Тристан, твой отец тоже убит. И твой брат… и его жена, и их маленький сын. Все мертвы.

Де ла Тер не пошевелился, он смотрел не мигая. Жар объял его, влажный, ужасный жар, жар от Лизетты, ее крови, ее жизни. Жизни их еще не родившегося ребенка, потерянного прежде, чем она сама стала мертвой. В углу раздалось всхлипывание, там плакала женщина. Плизэнс направился туда, ибо Тристан был не в силах тронуться с места. Он нашел в углу новую девушку, одну из служанок Лизетты, съежившуюся от страха, с глазами, расширенными от ужаса. Джон прикоснулся к ней, она пронзительно закричала и отшатнулась от него. Потом узнав в нем друга, она бросилась к нему, что-то неразборчиво бормоча. Наконец, через некоторое время речь ее стала связной и обрела смысл.