Элизабет Чедвик: Осенний трон

Гарри обнял ее за плечи, и она прижалась к нему, втянула в себя запах здорового мужского тела, почувствовала переполняющие его мощь и энергию – у нее самой их почти не осталось после многих лет борьбы и пленения.

Кречет захлопал крыльями, отчего зазвенели колокольчики на его опутинках, и издал несколько резких пронзительных криков.

– Тише! – Мягкий призыв Гарри мог быть обращен и к птице, и к матери. – Тише, тише!

К тому моменту, когда Алиенора достаточно овладела собой, чтобы оторваться от сына, кречет тоже успокоился и принялся деловито чистить перья.

– Меня прислал за тобой отец, чтобы сопроводить в Винчестер.

Алиенора смотрела на кречета, привязанного к перчатке сына. Птица не сможет улететь, пока Гарри не отпустит ее, и сильные крылья ничем ей не помогут.

– Что ему нужно от меня, кроме доказательства того, что я не мертва?

Улыбка на устах сына растаяла.

– Он сказал, что хочет поговорить с тобой – и помириться.

– Неужели? – Безрадостный смех застрял у нее в горле. – На каких условиях?

Гарри отвел глаза:

– Со мной он этим не делился.

Алиенора обвела взглядом комнату. На что она готова ради свободы? И, что важнее, на что не готова?

– Ну конечно, не делился. – Ей приходилось сдерживать чувства при мысли о том, как все могло сложиться, если бы три года назад Гарри удалось сбросить отца с трона. – Я много о чем сожалею, но только не о том, что мы с Генрихом в ссоре. Больше всего я ругаю себя за то, что позволила поймать себя. Надо было лучше планировать.

– Мама…

– У меня здесь мало занятий, кроме размышлений о том, что случилось, и моя чаша полна горечи: ах, зачем я медлила в неуверенности, зачем потеряла столько времени впустую! – Она вскочила со скамьи, и потревоженный кречет заплясал на запястье Гарри. – Раз твой отец послал тебя за мной, значит ты с ним помирился, и мы должны исходить теперь из этого. Но как же рада я видеть тебя! – (Гарри шел двадцать первый год, он был уже совсем взрослым мужчиной. В его возрасте Генрих стал королем Англии.) – Кто еще будет в Винчестере?

– Все. – Гарри гладил птицу, пока она не притихла. – Ричард, Жоффруа, Иоанн, Иоанна. – Его улыбка была мимолетной. – Жены, внебрачные дети, родные и близкие, все обитают там бок о бок. Пока никаких ссор нет, но предпосылок к ним в избытке.

Алиенора словно разом перешла от голодания к обжорству. Времени на то, чтобы приспособиться, ей не дали, и, натянутая как струна, она встала на пороге комнаты, которая была для нее и клеткой, и убежищем.

– Ну что же, едем. – Беззаботный тон служил ей щитом. – Не будем упускать своих возможностей.

Жизнь в Саруме не предполагала роскоши, и потому все имущество Алиеноры уместилось в одну повозку. Чтобы сопроводить ее в Винчестер, до которого было двадцать миль, Гарри прибыл с целым отрядом рыцарей. Все по большей части из окружения отца, но было там несколько человек и из его собственной свиты, в том числе его бывший наставник по военной науке Уильям Маршал. Последний поджидал Алиенору у стремени смирной, серой в яблоках кобылы.

– Госпожа. – Как только она вышла во двор, он опустился на колено и почтительно склонил голову.

Увидев его, верного и сильного, Алиенора прослезилась:

– Уильям!

Королева прикоснулась к его плечу, повелевая встать, что он и сделал, направив на нее взгляд темных глаз. Восемь лет назад Маршал спас ее от засады, но сам попал в плен. Она выкупила его и сделала защитником и наставником своего старшего сына. И в горе и в радости они оставались союзниками.

– Госпожа, вы прекрасно выглядите.

Алиенора с укором посмотрела на Маршала:

– Признаю тебя виновным в лести. Я отдаю себе отчет в том, как должна выглядеть после двух лет в этих стенах.

– Вы выглядите, как подобает королеве, – прозвучал галантный ответ, и пока Уильям помогал ей сесть на лошадь, королева усиленно моргала, чтобы смахнуть замутившие взор слезы.

Седло было боковым, с мягкой спинкой и опорой для ног, хотя сама Алиенора всегда предпочитала ездить на лошади не боком, как положено знатным дамам, а лицом вперед. Дамские седла замедляют скорость и не позволяют всаднице контролировать лошадь в полной мере, что небезопасно. Как типично для Генриха было послать ей именно такую сбрую. Прежде всего, он хотел указать ей на ее место.

– Госпожа, при дворе считается, что в Сарум вы удалились отдохнуть по причине хрупкости здоровья, – тактично добавил Уильям.

Она собрала поводья, кривя губы в презрительной усмешке.