Джулия Лонг - Однажды в полночь

Несколько мгновений они просто смотрели друг на друга. Невозможно было произнести хотя бы слово, пока не опала первая волна радости и желания, которая накрыла обоих с головой. И вот они снова смогли свободно дышать и постепенно пришли в себя.

Джонатан заговорил первым.

– Ты управилась довольно быстро. Торопилась увидеть меня, Томми?

Звук его голоса, тихого и протяжного, словно укутал ее в шелковую шаль.

Но Томми услышала в нем и легкую дрожь. И напряженные руки не просто так были сцеплены за головой.

Ей стало понятно: Джонатан не был уверен, что она придет.

– Неужели это ты? – с деланной скукой спросила Томми.

Он не улыбнулся. Изысканным движением опустив ноги, встал и медленно приблизился к ней, как будто тоже балансировал на натянутой проволоке.

Джонатан остановился перед ней.

– Вот что мне нужно тебе сказать, Томми. – Его голос был так же тих. Каким несказанным удовольствием было для нее слышать этот голос! – Ты хотела, чтобы у тебя был выбор. Я предлагаю тебе два варианта.

Джонатан сунул руку во внутренний карман сюртука и вытащил сложенный лист бумаги. Тот слегка дрожал в его руке. Джонатан набрал воздуха в грудь, а потом резко выдохнул. И протянул лист Томми.

– Это акт владения фабрикой. Он выписан на твое имя. В двух словах – теперь она принадлежит тебе, если ты не откажешься.

Томми побледнела от неожиданности. Несколько мгновений она не могла пошевелиться.

Потом все-таки взяла документ трясущимися руками. Чувства переполняли ее, строчки плясали перед глазами.

Наконец она смогла вчитаться в текст. В полумраке. Джонатан стоял рядом совершенно неподвижно.

И Томми поняла, что он сказал правду.

Она подняла на него глаза.

– Но… Как?…

– Я купил ее. И причина, по которой я смог это сделать, косвенно связана с тобой. У меня с собой есть другой акт на владение, – я уговорил стряпчего выписать два одинаковых. В нем говорится, что фабрика принадлежит мне. Так что все зависит от твоего выбора. Во-первых, я хочу, чтобы ты знала, Томми… Вчера я выбрал себе невесту из карточной колоды.

Томми отшатнулась. У нее похолодели руки. Ей показалось, что заледенело все внутри. Она оглянулась через плечо, чтобы бежать отсюда. Но выхода не было.

Это что, жестокая шутка?

Ее охватила паника. Она начала задыхаться.

– Не хочешь взглянуть, кого я вытянул? – Выражение лица Джонатана ни о чем ей не говорило.

Томми смотрела на него во все глаза. Лед сменился лихорадочным жаром. Щеки запылали. Ладно! Нет ничего такого, чего бы она ни вынесла. Томми выпрямила спину, вздернула подбородок и протянула вперед руку.

Джонатан сунул руку в правый карман и достал карту. Томми стояла, едва дыша.

Он положил карту ей на ладонь.

– Взгляни, Томми, – приказал Джонатан, когда уже стало казаться, что она никогда не посмотрит на нее.

Томми посмотрела.

А потом всмотрелась внимательнее.

Это была дама червей. Облаченная в зеленое платье, зеленоглазая, с подбородком с ямочкой и изящными бровями вразлет.

Но наибольшее внимание привлекали ее волосы.

– Медные, – шепнул Джонатан.

Томми ничего не видела от слез.

– Медные! – с удивлением повторила она. – Да!

– Огненно-медные. – Он торжествовал.

Томми неуверенно улыбнулась.

– Да! – согласилась она шепотом. – Но… как?

Судя по всему, она была в силах произносить только эти слова.

– Я заказал отдельную колоду. Виндхэм уже писал твой портрет. Вот с него он и сделал все эскизы. Я заставил работать его день и ночь, и так несколько дней подряд, чтобы быть уверенным, что никого другого в колоде не окажется. Это не единственный экземпляр. Ты можешь сама купить колоду с Томасиной де Баллестерос в «Берлингтон-Аркейд».

Томми наконец пришла в себя и принужденно засмеялась.

– Надеюсь, прибыль мы получим немереную.

Джонатан отметил для себя это «мы» и настороженно замер.

Так мог среагировать лишь человек, живущий надеждой, но не смеющий думать, что она осуществится.

Томми больше не могла откладывать разговор с ним. Она должна сказать ему то, ради чего приехала сюда.

– Джонатан… – Томми замялась. – Мне тоже нужно кое-что сказать тебе.

Еще несколько мучительных мгновений он переживет. Мерзавец! Потому что заслужил!

И она почти пожалела Джонатана, когда увидела, сколько муки отразилось на его вдруг посеревшем лице. «Он любит меня! Он любит меня! Он любит меня!» Пришедшая в голову мысль была для Томми и похвалой, и торжеством.