Марина Одинец - Блуждающий огонек

— Шел бы ты отсюда, парень, — с угрозой вставил форейтор. — Хватит барышню морочить!

Цыган презрительно засмеялся.

— Ну все, довольно, — Катя внезапно ощутила сильнейшее желание оказаться как можно дальше от прорицателя. — Едем, Аникей.

— Слушаюсь, барышня, — откликнулся кучер.

Форейтор хотел было захлопнуть дверцу кареты, но прежде чем он успел это сделать, цыган без особых церемоний удержал Катю за руку.

— Послушайся меня, княжна, пока не поздно. Возвращайся назад.

Катя жестом остановила уже готового вмешаться форейтора и, стряхнув настойчивую руку цыгана со своих пальцев, со злостью взглянула на него:

— Как тебя зовут, предсказатель?

— Драгомир.

— Ну так вот, Драгомир, — резко отозвалась Катя. — Может быть, мне прямо сейчас лечь и умереть, к чему ждать слишком долго? Или лучше с моста в реку кинуться?

— Это от тебя не уйдет, княжна, — спокойно отозвался Драгомир, которого ничуть не впечатлили гневные всполохи в глазах девушки. — И, может быть, все это случится гораздо раньше, чем ты думаешь.

Он едва успел договорить, как за спиной у Кати послышался полный негодования голос:

— Qu'est-ce à dire? (Что происходит? (франц.)

Княжна поспешно обернулась и столкнулась нос к носу с трясущейся от возмущения всем увесистым телом гувернанткой.

— Мадемуазель Дюбуа… — попыталась было оправдаться она, но гувернантка, не слушая ее, взорвалась яростной тирадой:

— Вы разговаривать грязный le Tsigane (цыган (франц.) , Кати? Где есть ваш голова? Мы уезжать немедленно, Анике!

Не споря с разбушевавшейся француженкой, Катя отвернулась от окна, за которым маячила фигура Драгомира. На ходу грубо оттолкнув его, форейтор захлопнул дверцу и вскочил на спину первой из лошадей упряжки. Кучер уселся на козлы и взмахнул кнутом.

— О, Кати! — не унималась гувернантка. — Quelle horreur! (Какой ужас! (франц.) Ви сумасшедший совсем есть, бе-се-до-ва-ет с такой человек!

Катя, и без того пристыженная, сочла за лучшее промолчать. Кучер хлестнул лошадей и карета въехала на мост. Не замолкая ни на секунду, мадемуазель Дюбуа продолжала изливать негодование на чудовищной смеси русского и французского языков. Откинувшись на спинку сиденья и прикрыв глаза, Катя молча слушала давно ставшие привычными упреки.

Неожиданно снаружи послышался глухой стук и неведомая сила бросила ее на гувернантку. Открыв глаза, она с ужасом поняла, что карета ощутимо накренилась набок, услышала снаружи вскрик Аникея, дикое ржание испуганных лошадей и раздавшийся в самое ухо вопль гувернантки:

— Non, non! Mon Dieu!

Оставшийся на берегу реки Драгомир увидел, как подпрыгнул на выщербленном настиле тяжелый дормез, и отлетевшее колесо с грохотом покатилось под ноги лошадей. Коренной испуганно взвился на дыбы. Спрыгнув с козел, кучер попытался удержать клонившийся набок экипаж, но сил его не хватило. Женские крики и ржание обезумевших лошадей слились в одну, леденящую кровь, дьявольскую какофонию. В следующее мгновение, с треском проломив хлипкое ограждение моста, дормез рухнул в воду.

Стая ворон, хлопая крыльями, взметнулась в небо. Драгомир на мгновение застыл. Он видел, как обломленное от удара дышло освободило упряжку, как выносная[1] сбросила форейтора и взбесившиеся лошади, проскакав по его неподвижному телу, устремились вперед. И тут, с оглушительным скрежетом, от которого, казалось, задрожала земля под ногами, мост обрушился в реку.

Драгомир бросил взгляд на дормез, который еще виднелся из воды. Прыгнул в седло и, пришпорив жеребца, поехал по берегу к порогам, куда стремительное течение уносило карету.

Когда от удара об воду лопнуло стекло, и ледяной поток хлынул в опрокинутую набок карету, Катя пришла в себя. В несколько мгновений одежда промокла насквозь, и обжигающий холод сковал тело. Захлебываясь и хватая ртом воздух, она пыталась подняться. Затылок раздирала тупая боль. Ноги с трудом нашли опору, и макушка уперлась в оказавшуюся наверху дверцу. Ошалевшая гувернантка, которая, мыча, копошилась внизу, мертвой хваткой вцепилась в Катины юбки.

— Ne me jette pas! Не бросай меня! (франц.) — истерически завизжала она и, хлебнув воды, страшно захрипела.

Слыша, как трещит обшивка кареты, которую волокло вперед мощное течение, Катя наконец сумела поставить на ноги свою тяжеловесную спутницу. Вода прибывала быстро, уже больше, чем наполовину заполнив карету. Юбки раздулись и расплылись вокруг, мешая двигаться.