Виктория Холт - Королева Шотландии в плену

Продолжая улыбаться, Линдсей проговорил:

— Так, значит, вы не думаете, что надолго останетесь нашей узницей? Если за этими словами кроется хоть капля правды, нам следует удостовериться, что ваши тюремщики удвоили меры предосторожности. И как один из этих тюремщиков, я заверяю вас, мадам, что я выполню свой долг по отношению к Шотландии.

Рутвен сказал:

— Королева больна. Я помогу ей лечь в постель.

Он обнял Марию и твердо поддержал ее. Он, несомненно, хотел что-то сообщить ей. Если бы она не чувствовала себя настолько больной, то поняла бы его. Может быть, он хотел ей сказать, что он ее друг?

Она с трудом дошла до постели; она чувствовала себя больной, у нее кружилась голова. Она смутно различала голоса, как бы доносившиеся издалека, — Рутвена и Мелвиля.

— Королева теряет сознание. Надо прислать к ней ее горничных.

А когда она открыла глаза, то увидела, что Линдсей, Рутвен и Мелвиль ушли, а у ее постели стоят Джейн, Мари и аптекарь-француз.

Мария быстро поправлялась с помощью своих фрейлин и аптекаря. Ее гнев против тех лордов, которые заставили ее подписать отказ от своих прав, был настолько силен, что послужил как бы опорой в ее слабости.

— Какая наглость! — неистовствовала она. — Как они посмели! Джейн, Мари… Линдсей держал шпагу у моего горла. Но пусть будет уверен, что не избежит моего гнева.

Фрейлины обменялись взглядами. Они радовались, увидев возбуждение своей госпожи. Все что угодно лучше, чем та безучастность, которая охватила ее с момента приезда в Лохлевен.

— Я не останусь здесь навечно, — продолжала Мария. — У меня есть друзья…

— Ваше величество, вам надо набраться сил, — предупредила ее Джейн. — Когда придет время покинуть это ужасное место, вы должны быть здоровы.

— Ты права, Джейн, — ответила королева. — Мой летаргический сон окончен.

Ей принесли еду, и она все съела. Потребовав зеркало, она изучала свое лицо долго и внимательно — внимательнее, чем когда-либо с момента ее заключения в крепость. Исчезла ее бледность, и к ней возвращался нежный цвет ее лица, восстанавливая ее красоту; ее прекрасный рот больше не искажала грусть; слегка раскрытые губы приоткрывали ровный ряд совершенно белых зубов. Ее глубоко посаженные карие глаза удлиненной формы блестели, сверкали от недавнего гнева, смешанного с обретенной вновь надеждой; ее каштановые волосы, ниспадавшие на плечи, вновь обретали свой блеск.

Она поднялась с постели и немного прошлась, опираясь на руку Джейн. Затем постояла у окна, вглядываясь в пространство за озером. Она могла разглядеть на материке смутные очертания далеких гор и лесов. Всего небольшая полоска воды отделяла ее от свободы.

«Где-то на материке, — размышляла она, — есть друзья, которые помогут мне».

Наступили сумерки. За окном патрулировали часовые. С наступлением ночи двое других сменят их на посту. Линдсей собирался предпринять все меры, чтобы она не смогла убежать.

Мария чувствовала себя намного лучше. Она верила, что скоро станет свободной. Всю жизнь она быстро оправлялась от своих несчастий, потому что оптимизм был одной из самых сильных черт ее характера, и надеялась, что так будет всегда. Она редко теряла надежду — дни и ночи после Карберри Хилла были одним из таких периодов. Но лишиться сразу королевства, любимого человека и самого любимого на свете существа — сына-младенца — это было слишком даже для ее неунывающей натуры.

Теперь она могла оглянуться на свое отчаяние и сказать: «Всегда есть надежда. Всегда надо надеяться». На протяжении всей ее жизни — за исключением веселого и романтичного периода при дворе Франции — возникали неприятности. И даже во Франции всемогущая Екатерина Медичи стала ее врагом с того момента, когда они впервые увидели друг друга.

И теперь появилась надежда. Где-то в Шотландии ее друзья ждали момента, чтобы помочь ей. Она верила, что найдет их.

Джейн была права, когда сказала, что ей надо восстановить силы. Глупо лежать в постели и отказываться от еды. Когда она почувствует себя достаточно хорошо, к ней вернется ее природная живость, хорошее настроение, вера в судьбу. Она снова будет счастлива. Шотландия вновь будет принадлежать ей. А Ботуэлл?

Теперь, когда она стала спокойнее, она могла оглянуться и более трезво посмотреть на тот бурный период своей жизни. С Ботуэллом она достигла эмоционального пика, какого не испытывала никогда прежде. Через него она познала дикую радость и дикое отчаяние. Никогда не будет такого, как он, и если бы завтра он вернулся, она стала бы полностью его рабыней. А может, рабыней желаний своего тела? С ним она испытала такие чувственные наслаждения, о существовании которых даже не подозревала, такое эротическое блаженство, которое не могло не сопровождаться унижением и отчаянием. И того и другого досталось на ее долю слишком много, чтобы не подумать: стоит ли что-либо той цены, которую мы за это платим.