Безмятежное добродушие миссис Фокс приводит его в бешенство.
– Вы обманулись. Она сумасшедшая, злобная сумасшедшая, и моя дочь оказалась в ее руках.
– Мне показалось, что они очень привязаны друг к другу…
– Миссис Фокс, я не хочу вступать с вами в спор. Я…
Он сглатывает, напряженно соображая, есть ли способ объявить о своем намерении так, чтобы не выглядеть совсем уж варваром.
– Миссис Фокс, я хочу удостовериться, что Конф… мисс Конфетт и моя дочь не находятся в вашем доме.
Эммелин разевает рот от изумления.
– Я не могу дать согласия на это, – бормочет она.
– Прошу прощения, – хрипло говорит он, – но я должен.
И быстро, чтобы ее негодующий взгляд не лишил его мужества, проходит на кухню, где с ходу наталкивается на гору составленных стульев Генри. Кухня, тесная сама по себе, беспорядочно загромождена парами всего: парой плит, парой посудных шкафов, парой ведер для льда, парой чайников – и так далее, и так далее. На лавке лежит хлеб, в который воткнут нож, и пятнадцать-двадцать жестянок с лососем и солониной. Лавка чисто вымыта, но на ней видны розовато-желтые следы крови. В кухне негде стоять, уже не говоря о том, чтобы здесь могла спрятаться высокая женщина и упитанный ребенок. Садик, хорошо видный через промытое дождем кухонное окно, зарос запущенной, несъедобной зеленью.
Уильям уже понял, что ошибается, но не в силах остановиться. Он выбирается из кухни и идет осматривать другие помещения. Кот следует за ним по пятам, возбужденный такой бурной физической активностью в доме, где жизнь обыкновенно идет в спокойном ритме. Уильям уворачивается от нагромождений пыльной мебели, изо всех сил стараясь не споткнуться о ящики, о груды книг, об аккуратно надписанные посылки, ждущие только почтовых марок, о бокастые мешки. Гостиная миссис Фокс свидетельствует о трудолюбии – дюжины конвертов, подготовленных к отправке, карта столицы, развернутая на письменном столе, многочисленные сосуды, содержащие клей, чернила, воду, чай и темно-коричневую субстанцию, покрытую молочным налетом.
Он с грохотом взбегает по лестнице, краснея от стыда не меньше, чем от усилия. Картонная коробка у двери в спальню усеяна кошачьим дерьмом. В спальне – неприбранная постель миссис Фокс, на которой валяется пара мужских брюк, облепленных кошачьей шерстью. На вешалке для шляп висит свежий, тщательно отутюженный комплект: корсаж, жакетка и платье в спокойных тонах, которые больше всего идут миссис Фокс.
Больше Уильяму было не выдержать; его фантазии – как он рывком открывает гардероб и с криком победного облегчения выволакивает на свет божий Конфетку и свою перепуганную дочь – окончательно увяли. Он спускается на первый этаж, где в ожидании его возвращения стоит миссис Фокс; он читает упрек в ее глазах.
– Миссис Фокс, – говорит он, чувствуя себя грязнее содержимого картонной коробки на лестничной площадке. – Я… Я… Как мне… Это вторжение в вашу частную жизнь. Сможете ли вы простить мне это…
Она скрещивает руки на груди и выставляет вперед подбородок.
– Не мне прощать вас, мистер Рэкхэм, – спокойно говорит она, будто просто напоминая ему, что христианская вера, которую они номинально совместно исповедуют, не католического толка.
– Я был… Я просто потерял голову, – умоляет Уильям, продвигаясь к выходной двери, боясь, как бы – вдобавок ко всему – не наступить на кота Генри, который крутится у него в ногах, покусывая за брюки. – Неужели я ничего не могу сделать, чтобы искупить свое поведение, вернуть себе ваше уважение?
Миссис Фокс медленно опускает глаза, крепче сжимая руки на груди. Ее длинное лицо, с опозданием замечает Уильям, обладает странной красотой, и – господи, да возможно ли это? Неужели это улыбка изгибает уголки ее губ?
– Благодарю вас, мистер Рэкхэм, – учтиво говорит она. – Я серьезно обдумаю ваше предложение. В конце концов, человек с вашими средствами идеально соответствует многим достойным задачам, в решении которых нуждается этот мир.
Она делает жест в сторону филантропического беспорядка своего жилья.
– Я взяла на себя больше дел, чем мне по силам, – как вы, без сомнения, заметили. Так что… Да, мистер Рэкхэм, я рассчитываю на ваше содействие в будущем.
И, последовательно неортодоксальная, она – не он – распахивает дверь и желает ему всего хорошего.
– Мяу! – соглашается и кот Генри, с наслаждением растягиваясь у ног хозяйки.
Истерзанный, Уильям возвращается к себе домой. Приходили из полиции? Нет, из полиции не приходили. Желает ли он, чтобы ему разогрели ленч? Нет, он не желает, чтобы разогрели ленч. Кофе, принесите кофе.
Читать дальше