Елена Арсеньева - Чужая дочь

Ничего! Надо сразу поставить все на свои места!

Потянулся к планшету, лежавшему на тумбочке возле кровати, открыл, подал Маргарите листок гербовой бумаги:

– У нас теперь с тобой двое детей: Константин и Лилия Говоровы!

Маргарита спросила, глядя на документ с опаской:

– Что это?

Кулаком отерла слезы, шмыгнула носом, начала читать.

«Так, – подумал Говоров, – теперь бы в какой-нибудь окопчик прыгнуть, пока не отбомбятся…»

– Метрика, – насмешливо произнесла Маргарита. – Говорова Лилия Михайловна!

Ох, сколько яду умеют женщины в самые простые слова подпустить!..

– Отец – ну, это понятно. Мать… – Она запнулась: – Маргарита Говорова?

Повернулась к мужу, уставилась, все еще не веря, что такое возможно, что он не только девчонку какую-то, нагулянную невесть с кем, привез, но и записал в метрику свою жену – жену! – как ее мать!

– Ты как это сделал? – выдавила с трудом. – Ты как посмел эту… на меня записать?!

Говоров перевел дыхание.

– Она не «эта». Она наша дочь, и ее зовут Лиля!

У Маргариты даже слезы высохли от возмущения. Сморщилась так, словно ей было не тридцать лет, а девяносто!

– А ты меня спросил?! Спросил, прежде чем такое ярмо на шею вешать?! Как с ней жить? Она же немая! Ненормальная!

Говорову казалось, что каждое слово жены – игла, которую она втыкает ему в сердце.

Хотя, наверное, со своей точки зрения она права…

Да какого черта! Нет никакой точки зрения и никакой другой правды! Лиля – его дочь! Это все, что у него осталось на память о Тасе и их любви!

И девочка останется с ним, а Маргарита от злости пусть хоть узлом завяжется!

Он выхватил метрику у жены:

– Я не спрашиваю, а принимаю решение! И тебе придется смириться. Ясно?!

Сунул метрику в планшеты, лег, отвернулся от Маргариты.

Получил любовь и ласку, фронтовик? Ну и спи бревном!

Маргарита грубо, толкая мужа, перелезла через него, соскочила с кровати, схватила подушку, бросилась к двери, но замерла.

Говоров угрюмо молчал, зажмурившись.

– Ты все испортил! – прорыдала Маргарита. – Ты нашу жизнь поломал! Я тебя так ждала…

Последние слова прозвучали до того жалобно, нежно, что Говоров открыл глаза.

Маргарита плакала, прижимая к себе подушку.

«Вот дурочка, – подумал Говоров покаянно. – Ну зачем так… подошла бы… обняла, поплакала… Все же можно уладить мужу и жене! Наверное, мне первому надо. Ладно, сейчас встану!»

Не успел.

– Забыть никогда не смогу! – процедила Маргарита с ненавистью. – И простить никогда не смогу!

И ушла на диван.

А Говоров надел гимнастерку, сунул ноги в старые, довоенные, суконные тапки и, гремя своим медально-орденским иконостасом, пошел в кухню.

Успокоиться.

Сосед-доктор жарил картошку на своем примусе. Видно, только что из госпиталя вернулся.

Даже при свете тусклой лампочки было видно, что он белый от усталости.

– Доброй ночи, Евсей Ильич, – буркнул Говоров, стараясь на него не смотреть и скользя взглядом по двум старым этажеркам с кастрюлями.

Вот эта, почти пустая, – соседа. Вторая, заставленная посудой да еще принакрытая кружевной салфеткой (Маргарита норовила эти салфетки кругом да всюду настелить!), – их, Говоровых.

Эх, побелить бы тут… потолок весь черный от примусного чада. Но из Маргариты такой же белильщик, как из Говорова балерина. А сосед – однорукий. Придется, видно, на пару с Егорычем…

– Что, не спится, Михаил Иванович? – весело спросил сосед.

– Да вот… – протянул Говоров. – Нога болит – спасу нет.

Он вспомнил, что, когда садились ужинать, хотел пригласить за стол и Евсея Ильича, однако тот был в госпитале. Надо бы угостить его американской консервированной ветчиной или тушенкой, нормального масла предложить вместо той вонючей «солярки», на которой он сейчас жарит картошку, но все продукты Маргарита унесла в комнату, в буфет, а идти сейчас туда и рисковать снова нарваться на скандал Говоров не мог себя заставить. Да ну их к черту, этих баб!

На столе осталась забытая им и не убранная Маргаритой фляжка, и Говоров обрадовался ей, как лучшему другу.

Вот повезло!

– У одного – рука, – рассудил Евсей Ильич, потрясая своей кожаной варежкой, – у другого – нога.

– Да нога то болит, то нет, – пробормотал Говоров, который терпеть не мог жаловаться. – Осколок, понимаешь…

Налил водку в кружку, взялся за другую:

– Будешь?

– Нет, нет! – отмахнулся Евсей Ильич.

Говоров усмехнулся: как это он забыл, что сосед непьющий? А ведь воевал, да и работает в медицине: уж там всегда есть возможность спиртяшки глотнуть. Но Евсея Ильича можно спокойно оставлять охранником что у бутылки, что у канистры, что у цистерны с любым алкоголем. И в рот не возьмет!