Екатерина Оленева: Так становятся звёздами. Часть 2 [СИ]

— Дорогая? — обернувшись, Гаитэ увидела подходящего к ней Сезара. Лицо его было светлым, возможно, то была иллюзия — свет заходящего за горизонт солнца ярко освещал его резкие, твёрдые черты, напоминающие хищную птицу. — Что ты делаешь? Тебе не к лицу ползать по палубе. Моя женщина должна твёрдо стоять на ногах, даже тогда, когда палуба грозится опрокинуть всё к чертовой матери, — с усмешкой проговорил он, протягивая ей руку.

— Разве тебе не больно смотреть на родную землю, покидая её навсегда?

— Нет, — мотнул головой Сезар. — Она вызывает во мне лишь горькие воспоминания. Моя единственная ценность здесь, со мной, — сказал он, обнимая Гаитэ, прижимая её к своему сердцу. — Моё единственное сокровище. Вопреки всему, ты здесь, со мной, любовь моя, — пробормотал Сезар, целуя Гаитэ с нежностью, на которую, глядя на этого сурового воина, циничного политика, коварного придворного, вряд ли считаешь его способным. — Плоть от плоти, сердце от сердца — жена моя.

Гаитэ чувствовала движение корабля. Чувствовала, как ветер, несущий перемены, наполняет не только паруса, но и её сердце. Радость и облегчение, заполнившие душу, сделались почти болезненными.

Мечты о любви, о своём месте под солнцем в этом зыбком мире грозились стать реальностью.

Вздохнув солёный воздух, Гаитэ ответила улыбкой на улыбку возлюбленного, подставляя лицо под его поцелуи.

— Люблю тебя, — прошептала она. — Только тебя — тебя одного.

Каждый в этой жизни получает то, к чему стремится. Кто-то считает любовь слишком зыбкой, недолговечной, эфемерной основой для счастья. Кто-то верит, что узнавший настоящую любовь на земле при жизни попал в рай.

Что касается Гаитэ, она верила, что подлинная история её жизни оказалась лучше сказки, про неё сочинённой.

Быть по-настоящему любимой тем, кого любишь сама — чего же большего может желать на земле женщина?

Разве только того, чтобы это длилось как можно дольше. В идеале — всегда.

Но «всегда» это слишком долго.

Но здесь, сейчас, нежась в объятиях Сезара, подставляя лицо ветру и вечернему свету, Гаитэ была впервые в жизни безусловно и безоблачно счастлива. И к этому больше нечего добавить.