Петра Шир - Пламя и шелк [litres]

Мадлен ухмыльнулась.

– Ты и правда считаешь, что в этом есть необходимость? Ведь отец уже давно обещал тебе меня…

– Конечно, так принято. – Петер рассмеялся. – Я так страшно долго заставил тебя дожидаться меня, что теперь в качестве компенсации и искупления имею право хоть какое-то время поносить тебя на руках. Или тебе этого не хочется?

– Чтобы меня носили на руках? – Представив это, Мадлен тоже расхохоталась. – Ну, не знаю. Голова может закружиться. Но тебе действительно не нужно водить вокруг меня хороводы. Ты же знаешь, что я согласна быть твоей.

Глаза Петера засияли.

– Даже если и знаю это, я хотел бы, чтобы ты была полностью уверена в моей симпатии и любви. Я хочу сообщить всему миру и показать всем людям, что отныне мы принадлежим друг другу.

– И немножко похвастаться тоже, разумеется, – добавила она насмешливо.

– Еще бы. Как-никак я беру в невесты самую красивую и очаровательную девушку во всем Райнбахе и окрестностях.

– И у нее, кроме всего прочего, еще и приличное приданое.

– Оно меня не интересует, Мадлен, ты должна бы это знать.

– Но и не помешает, или… Так же незначительно, как и соединение с нашей семьей.

Лицо Петера посерьезнело, однако не утратило своего преисполненного любви выражения.

– В тебе всегда была заметна эта исключительно практичная и благоразумная жилка.

– И что, это плохо?

– Нет, ни в коем случае! – Он снова наклонился к ней и поцеловал ее, теперь прямо в губы.

Хотя обычно она была более сдержанной, сейчас Мадлен ответила на его поцелуй. Она так радовалась, что Петер вернулся с военной службы целым и невредимым! Почти десять лет назад он поступил на службу в Куркельнский полк, и уже пять лет она ждала, когда он закончит свою карьеру и вернется в Райнбах, чтобы жениться на ней.

Она знала его чуть ли не с самого своего рождения, и почти все это время в их семьях сначала мечтали о грядущем брачном союзе Петера и Мадлен, а затем и начали исподволь готовиться к нему. Петер фон Вердт оставался дружелюбным, любящим и надежным человеком, рядом с которым, Мадлен была в этом полностью уверена, ее жизнь протекала бы спокойно и счастливо. Он ей нравился. Даже очень нравился. Раньше он был для нее больше как старший брат, и она так и не смогла окончательно избавиться именно от такого чувства, такого отношения к нему. Но в свои почти двадцать два года девушка была достаточно умной для того, чтобы понимать, что его любовь к ней имела иную природу и что определенные грани той другой любви она смогла бы познать именно с ним так, как ни с каким другим мужчиной.

Его теплые и мягкие губы касались ее рта, и эти прикосновения вызывали у нее приятное чувство близости. Но и не больше. Иногда то одна, то другая из ее подруг восторженно рассказывали о горячих поцелуях и пламени страсти, которое мужчина способен разбудить в женщине. Однако она относилась к рассказам о таком упоенном выражении наплыва чувств скорее скептически. Мадлен никогда раньше не испытывала ничего подобного и была целиком и полностью уверена в том, что она просто другая. Она не была женщиной, которую легко вывести из душевного равновесия, и четко знала, что для нее хорошо, а что плохо.

Любовь и верность Петера на протяжении всех этих лет были ей дороги и приятны, она не могла себе представить, что смогла бы променять эти его знаки признания на что-то другое. И если в его присутствии у нее в животе не летают бабочки, это не значит, что она его не любит. Может, просто они знают друг друга уже слишком долго для того, чтобы подобное проявление чувств доминировало в их отношениях.

Был только один-единственный мужчина, в чьем присутствии ее сердце когда-то неистово трепетало, а коленки подкашивались сами собой. Это Лукас Кученхайм. Теперь, оглядываясь назад, Мадлен могла объяснить тогдашнее смятение чувств только юношеской наивностью, собственной неопытностью. В свои четырнадцать, как и еще несколько лет спустя, ей было крайне непросто устоять перед его плутовским обаянием. Она уже тогда понимала, что сопутствовавшая ему дурная слава озорника и шалопая лишь отдаляли их друг от друга, и постепенно Лукас как бы перевоплотился в запретный для нее плод.

Тем не менее ее отец всегда симпатизировал Лукасу и постоянно говорил в его оправдание, мол, парень еще просто не перебесился. И, похоже, так оно и было.

Мадлен внутренне вздрогнула, когда заметила, куда устремились ее мысли. Когда тебя нежно целует твой будущий жених, однозначно неправильно предаваться подобным воспоминаниям. Ведь они неизбежно вели к болезненному осознанию того, как же больно ее ранили события пятилетней давности. Честно говоря, она по сей день иногда украдкой задавалась вопросом, как мог тогда случиться такой ужас.