Елена Арсеньева - Дуэль на брачном ложе

– О, так он не француз? – разочарованно вздохнула Беатриса. – Ах, какая жалость, какая жалость! Настоящий шевалье!

– Настало время и вам покинуть пределы нашего несчастного отечества, господа, – продолжал новый Ночной Дюк. – В трактире каждому дадут чистую одежду и документы, со всякой группой пойдет проводник. Будем надеяться, что через два, ну, три дня все вы окажетесь в безопасности, однако умоляю и взываю к вашей чести: никто и никогда, ни при каких обстоятельствах, не должен открывать место вашего убежища и тайну вашего спасения. Судя по тому, как развиваются во Франции события, наши тайные убежища еще не раз сослужат свою службу. Итак, господа, прощайте. Даст бог, еще свидимся в Париже, не обагренном кровью! Да здравствует король!

– Да здравствует король! – дружно ответили все и послушно потянулись к выходу.

Задержалась только Беатриса. Она бросилась к Ночному Дюку и воскликнула:

– Сударь, вы забыли одну из нас! В вашем списке нет баронессы Корф. Неужели вы оставите ее здесь одну?

Ночной Дюк почтительно склонился к руке Беатрисы:

– Я восхищен вами, маркиза. Немногие способны в смертельной опасности думать не только о себе, но и о других. Но вы не тревожьтесь. О баронессе позаботятся. Я не забыл о ней… – Он подвел Беатрису к ступенькам, помог взойти по ним и только тогда обернулся к Марии: – Разве я мог о ней забыть? А ты? Ты меня помнишь?

И Мария наконец-то узнала того, чей голос уже давно пробудил в ней неясную тревогу и смутную, радостную надежду. Ну конечно! Если появился Жако, то разве мог Вайян не оказаться поблизости?!

Вайян шел к ней, улыбаясь и протягивая руки, а Мария покачнулась: остатки жалкой лепешки неудержимо ринулись к горлу, так что ей лишь невероятным усилием воли удалось подавить тошноту и броситься в объятия Вайяна с той же радостью, с какой он обнял ее. Она безотчетно произносила слова изумления, слова дружбы, о чем-то спрашивала, не улавливая ни единого слова из того, что он отвечал, а в голове шел стремительный подсчет: ее месячные дни должны были прийти самое малое две недели назад. Небывалая задержка! Нет, отчего же? Бывалая! Бывалая всего лишь дважды в жизни. И такая же изнурительная тошнота и слабость… ах, нет, голод и усталость здесь ни при чем!

Не может быть. Мамаша Дезорде уверяла, что ничего не может быть, если только каким-то чудом… И вот свершилось! Чудо свершилось! Кто бы ни был с нею в ту ночь в сторожке – случайный прохожий, оживший призрак или ангел небесный, – ему удалось сотворить чудо. Нет, это был, конечно, посланник божий – недаром в голосе его слышался ей голос любимого, единственного.

Будет ребенок! Она обхватила себя руками, словно хрупкий фарфоровый сосуд, наполненный благовонной, священной миррой. Чудилось, что эта ужасная бурная жизнь вдруг утихла, улеглась, по волшебному мановению обратившись в сладкозвучное, легкое веяние утреннего ветерка, что летит над Волгой, чуть касаясь ознобной, сизой волны, чуть колышет зеленый разлив лугов, чуть треплет золотые ленты в косах осенних берез…

Будет, будет ребенок! Да если и оставались хоть какие-то сомнения, стоит лишь вспомнить нынешний сон, чтобы все они развеялись в одночасье. Разве может быть более верная примета беременности, чем во сне живую рыбу руками ловить?!

– Мария! – Вайян тряс ее за плечи. – Мария! Что с тобой? Пойдем скорее. Тебе нужен свежий воздух!

Он почти вынес ее через полутемный коридорчик в трактирную залу, где уже никого из беженцев не было, только вытирал посуду знакомый Марии толстяк в белом колпаке – тот самый, кто так выразительно грозил ей кулаком, поворачивая на вертеле румяного, поджаристого поросенка.

– Дай-ка нам чего-нибудь поесть, Шарло, – скомандовал Вайян, и трактирщик расторопно поставил перед Марией миску с овощной похлебкой, к которой она тут же припала и не оторвалась, пока не съела все до последней капли.

– Ну, слава Иисусу, – серьезно сказал Вайян, глядя в ее порозовевшее лицо. – А я уж решил, что ты умираешь.

– Это от счастья, друг мой, – блаженно улыбнулась Мария – и едва не расхохоталась, когда Вайян смущенно отвел глаза, приняв ее слова на свой счет. – Ну да, я счастлива видеть тебя! Только вот что скажу: я помню тебя смелым, хитрым, опасным – всяким. Но ведь эту революцию и сделали такие, как ты! Третье сословие! Что же приключилось? Почему ты спасаешь таких, как я? Как Беатриса де Монжуа?

Глаза Вайяна приняли мечтательное выражение.