Елена Арсеньева - Страшное гадание

«Твой труп», – сказала она. «Твой!»

Правду сказать, в первые мгновения Марине почудилось, что Джессика повредилась в уме, если пришла сюда. Но она надеется уйти… Значит, не Линкс, не Хьюго, как можно было предположить, владели тайной двери. Как открыть ее изнутри, знала Джессика. Но вряд ли она явилась для того, чтобы сообщить эту тайну Марине! Ведь Джессика – человек, лишенный души, сердце ее мертво для добра, сочувствия, радостей жизни. Она непреклонна, как мужчина, только еще опаснее, потому что умна и коварна… Но сейчас не время сокрушаться о том, что эта очаровательная внешность стала пленницей темной, тлетворной натуры.

Джессика зачем-то пришла сюда. Может быть, положить конец страданиям Марины? Ну, это смеху подобно. Скорее насладиться ими. Окончательно пригвоздить поверженную соперницу. И, может быть, даже раскрыть ей свои карты. Да, недаром же нарцисс – ее любимый цветок! Самолюбование – сущность Джессики, все свои злодейства она совершила исключительно из любви к себе. И вдруг Марина подумала, что, окажись поумней да проницательней, она могла бы заподозрить эту красавицу чуть ли не с первого дня, когда Джессика так пылко рассказывала ей о нарциссах. Из этих цветов плели себе венки эринии, богини мести и возмездия, и Джессика с невероятной терпеливостью, сдержанностью, расчетливостью сплетала свой венок. Пожалуй, это было ничуть не легче, чем вывести вожделенный белоснежный нарцисс! Опыт не удался, но Джессике, бедняжке, пока невдомек, что о ней уже все известно!

Марина вскинула голову, но тут же погасила огонь глаз. Не время… еще не время торжествовать! Пока ничто не мешает Джессике в одно мгновение привести в движение известный лишь ей механизм и оказаться за пределами обители смерти, оставив здесь Марину. И хоть Десмонд знает, чего ожидать от своей вновь обретенной сестрицы (а кто предупрежден, тот вооружен), характер Джессики так же несгибаем, как ее осанка. Черт знает, чего от нее еще можно ожидать! И как ни хочется с горделивым отвращением плюнуть ей в лицо, нельзя забывать, что она – единственная надежда Марины на спасение. Единственный ключ от потайной двери… и с этим ключом следует обращаться бережно.

– Что-то ты притихла, Марион? – обеспокоенно сказала Джессика, приближаясь к ней. – Ну, ну, не могла ты настолько обессилеть за день и две ночи – по моим расчетам, ты никак не могла провести здесь больше времени!

Марина так испугалась, как бы Джессика не огляделась и не заметила глиняного сосуда, еще наполовину полного водой, не вздумала опрокинуть его, что она ринулась в бой, желая во что бы то ни стало отвлечь соперницу:

– Зря ты думаешь, что Десмонд женился бы на тебе!

– Очень надо! – фыркнула Джессика, и Марине показалось, что она сейчас все расскажет о себе, но тут же бывшая мисс Ричардсон спохватилась: – Почему ты так решила? Десмонд был игрушкой в моих руках. И если ты думаешь, что я не влезла к нему в постель, ты глубоко ошибаешься!

Верно, лицо Марины слишком уж изменилось, потому что Джессика торжествующе хохотнула:

– О, берегитесь ревности, синьор! Зеленоглазое чудовище сие со смехом пожирает свои жертвы! [32]

Но нет, дело было вовсе не в ревности… «Не может быть, – смятенно подумала Марина. – Не может быть! Неужели Джаспер ошибся, и Джессика так ничего и не знала о своем истинном происхождении? Неужели она по-прежнему верит, что ее родители – неведомо кто, но только не…»

Жалость вдруг коснулась сердца. Страшны грехи Джессики, но еще страшнее, что она совершила их в неведении. Не ведала, что творит! Ее не проклинать нужно, а жалеть, и Марине пришлось сделать глубокий вздох, чтобы набраться решимости сказать то, что она должна была сказать:

– Я думаю… я думаю, Десмонд решился бы скорее лечь в могилу, чем в одну постель с тобой. В могилу, как Алистер!

– Это еще почему? – вскинула брови Джессика, и Марине впервые пришло на ум ее сходство с какой-то жестокой, хищной птицей – особенно сейчас, когда обычно умные, проницательные глаза ее внезапно обесцветились непониманием и сделались как бы даже туповаты.

Марина зажмурилась.

– Потому что… потому что, когда ты узнаешь, что ты дочь лорда Маккола, что Алистер и Десмонд – твои единокровные братья… я думаю, это тебя остановит! – бессвязно выпалила она, открывая глаза и страшась увидеть отчаяние и слезы в глазах Джессики.

Но вид у той был по-прежнему надменный и гордый, никакого подобия стыда не промелькнуло в ее лице.