Мэдлин Хантер: Лорд-грешник

Граф Линдейл умирал. Снова.

Он лежал в кровати сморщенный, с ввалившимися щеками, правая его рука покоилась на груди, будто он дожидался последнего удара сердца.

Однако на Эвана Маклейна это не произвело особого впечатления. Его дядя Дункан, по крайней, мере, раз в год удобно устраивался на смертном одре, и каждое неминуемое отбытие дядюшки из земной юдоли собирало у его постели сыновей и племянника, которые могли облегчить ему отход в мир иной. Граф с возмутительной самонадеянностью требовал от них обещаний исполнить его последнюю волю, а потом, «выздоравливая», использовал эти обещания в виде кнута, чтобы гнать их, как стадо, в нужном ему направлении.

– Боюсь, сегодня вечером придет моя смерть, – граф произнес это как реплику из дурной пьесы, – но перед отходом я должен привести свои дела в порядок. – Он с трудом протянул вперед дрожащую руку.

Эван снисходительно улыбнулся. Он уже четыре дня ждал, когда граф соизволит закончить игру.

– Поскольку Хэмиша здесь нет, я целиком полагаюсь на тебя, – обратился граф к наследнику.

Действительно, как раз сейчас Хэмиш вместе с младшим братом наслаждался ярким солнцем на континенте, а не сидел в старом замке, в комнате с тяжелыми зелеными портьерами, где балдахин из такой же поблекшей материи обрамлял тело графа, покачиваясь на кровати, словно театральный занавес.

Вызов к смертному одру, который заставил Эвана прервать визит в Лондон, уже сам по себе раздражал, а неприятное открытие, состоявшее в том, что кузены, сыновья графа, сбежали за границу, по-настоящему раздосадовало его.

– Признаюсь, я рад, что ты здесь, мой мальчик. Хэмиш не понял бы, насколько это важно для меня. Ты знаешь, каков он.

– Конечно, знаю.

Эван действительно знал, и даже слишком хорошо. С возрастом Хэмиш превратился в одного из тех рассудительных шотландцев с поджатыми губами, которые так любят нравоучения. Когда граф, в конце концов, умрет, что случится лет через десять, Хэмиш, вполне вероятно, попытается исправить своего кузена угрозой лишить его содержания, которое сейчас значительно увеличивало скромный доход Эвана.

Что до дяди, то он никогда ни в чью личную жизнь не вмешивался. С его стороны было бы верхом лицемерия осуждать племянника за дурное поведение, так как граф Линдейл сам был повесой в юности и распутником в зрелые годы. Эван не сомневался, что белокурая женщина, мелькнувшая сегодня в замке, любовница «умирающего».

Короче говоря, у графа намного больше общего с племянником, чем с сыновьями. Если дядя решил сыграть отход в мир иной, когда рядом находится только Эван, значит, обещание, которое он попытается выторговать на этот раз, может выполнить лишь такой же распутник, как он сам.

– Вон письмо, которое все объясняет.

Указав дрожащей рукой в сторону письменного стола, граф с трудом приподнялся и теперь напоминал умирающего отца с картины Греза. В обширной коллекции дяди Дункана была гравюра, воспроизводящая эту картину, и он явно ценил ее театральную сентиментальность.

– Ты должен отдать письмо кузену и проследить, чтобы Хэмиш выполнил мои просьбы, содержащиеся в нем. Поклянись.

– О, только не это. Он будет графом. Я останусь зависимым родственником и не смогу ничего от него требовать.

– Так ты скажи ему, что связан данным мне обещанием.

– Хэмиш не примет это в расчет. Вы просите, чтобы я изводил человека весь остаток моей жизни, но это все равно, что биться головой о каменную стену. Нечестно требовать от меня то, чего я не смогу выполнить.

– Сможешь, если хорошенько подумаешь: ты намного умнее, чем он.

Эван уже начинал терять терпение. Одно дело вымогать обещание у него, и совсем другое – требовать, чтобы он заставлял еще кого-то действовать в соответствии с прихотями дяди.

– Полагаю, это нечто жизненно важное для вас…

Вот только что именно? Позаботиться о стрижке овец? Сопроводить какую-нибудь покинутую любовницу на бал? Требования графа никогда не были судьбоносными, однако всегда чертовски неудобными и часто скучными.

– В юности я жестоко оскорбил человека. Следующий граф должен исправить эту ошибку.

– А в чем, собственно, дело?

Неужели дядя переспал с женой друга? Хотя непристойные манеры прошлого века были для Эвана предметом зависти, но соблазнение жены друга он считал абсолютно неприемлемым. Однажды, когда они с дядей вместе развлекались, он попытался объяснить старому козлу, насколько это бесчестно, но Дункан его просто не понял.