Лори Хэндленд: Сердце в подарок

Хотя во время войны Кэтрин жила не в Секонд-Чэнсе, она приехала туда вскоре после ее окончания и знала, что партизан здесь считают преступниками, даже в армии, в состав которой они когда-то входили. У них были свои командиры, уставы и планы атак, отличавшиеся от тех, которые существовали и в войсках конфедератов и северян. Партизаны были кровожадными, мстительными и прекрасными стрелками — опасное сочетание! А она только что пригласила одного из таких остаться на ранчо.

— Вы можете переспать в конюшне, — выпалила Кэтрин.

Джейк поднял одну бровь и промолчал.

— Просто… мне, по правде говоря, никогда не приходилось иметь дела с грабителем или с кем-нибудь из уголовников.

«Что ты несешь, Кэтрин! « — ужаснулась она про себя, кляня свой проклятый язык.

— Я весьма вам благодарен за помощь, миссис, однако если я вам доставлю неудобство, мне вовсе незачем останавливаться у вас. Я тут же уйду, а вы можете сказать, что я сбежал по дороге на ваше ранчо.

Джейк хотел было спрыгнуть с фургона.

— Нет!

Кэтрин вцепилась в его руку, а затем тут же быстро отпрянула, как ребенок, которого шлепнули по ладони. Она поразилась сама себе, почему-то покраснела и уставилась на дорогу, хотя они уже подъезжали к «Серкл-Эй» и лошади знали этот путь.

— Я и так уже выгляжу дурой в глазах у всех из-за того, что увезла вас. Я не хочу выглядеть еще большей дурой, если потеряю вас до того, как мы доберемся до дому.

Уголком глаза Кэтрин заметила, что Джейк изучает ее лицо; затем он с тоской посмотрел на деревья, выстроившиеся вдоль дороги. Воспользовавшись тем, что внимание Бэннера на мгновение переключилось на другое, Кэтрин вытащила пистолет из-под сиденья фургона. Когда он сделал какое-то движение в сторону деревьев, она взвела курок. Судя по тому, как Джейк застыл, звук этот был знаком ему так же, как и звук собственного голоса. Она небрежно держала армейский кольт в правой руке, а вожжи в левой.

— У вас прямо-таки коллекция оружия, миссис, — иронически произнес Бэннер, после чего опять устроился на сиденье.

Кэтрин опустила пистолет. Джейк явно оставил мысль о бегстве на волю. Тем не менее она продолжала сжимать рукоятку кольта. Лучше позаботиться о своей безопасности сейчас, чем раскаиваться потом.

Остаток пути до «Серкл-Эй» Кэтрин молчала. Когда лошади свернули на изрытую колеями дорожку, Джейк выпрямился и посмотрел на свой временный приют. Побеленный дом, конюшня, барак, где ночуют работники, да несколько строений поменьше в лощине возле аллеи. Позади дома, в густо поросших травами полях, паслись лошади. Кэтрин внимательно посмотрела на напряженное лицо Джейка, и на сердце у нее потеплело. Она увидела собственное восхищение этой землей в глазах другого человека, и это сразу расположило ее к нему. Она всегда таила в себе любовь к «Серкл-Эй». Здесь она чувствовала себя как дома, только тут она не разрывалась между своей родиной на Севере и своим детством на Юге. Это ранчо стало тем, что впервые в жизни принадлежало исключительно Кэтрин, и ей очень хотелось создать из него нечто прекрасное.

Кэтрин натянула вожжи и остановила лошадей возле конюшни.

— Так вы говорите, что знакомы с лошадьми? — переспросила она.

— Да. В своем подразделении я был офицером. В мягких южных интонациях вновь проскользнули нотки гордости.

— Что ж, сэр, можете начать работу с чистки конюшни. Вон той.

Она указала кольтом на конюшню, затем вытащила из фургона ружье и спрыгнула на землю. Шествуя к дому, она опять покачала головой при воспоминании о той ситуации, в которую влипла по собственной дурости.

Джейк продолжал сидеть в фургоне, где его оставила Кэтрин, и смотрел, как она поднимается по ступенькам веранды. Ему еще не доводилось встречать такой вспыльчивой бабенки. Это ее качество, а также странная наклонность хвататься за оружие при каждой стычке не располагали к тому, чтобы питать к ней теплые чувства. Отчего же он тогда поймал себя на том, что улыбается, смотря на ее удаляющуюся прямую спину? С чего это он собрался остаться тут и батрачить на эту любительницу размахивать оружием?

Может быть, это случилось из-за того, что он угадал печаль, притаившуюся за напускным равнодушием в ее серых глазах. Он сам мучительно хоронил свою боль и хотя пытался не вспоминать о ней, временами боль прорывалась наружу и угрожала захлестнуть его. Продолжая выполнять то, что он делал в тот момент, когда эта боль, как дикий зверь, набрасывалась на него, он постоянно испытывал свою волю — и до сих пор всегда успешно. Такой волей обладала и Кэтрин. Хотя внешне она могла показаться слабой и хрупкой, он понял, что она, как и он, прошла через костер страданий и возродилась из его обжигающего пламени еще более сильной. После войны он встречал много людей, глаза которых выдавали скрытые страдания. Однако причины этих страданий никогда не вызывали в нем такого живого интереса до встречи с Кэтрин.