Хизер Кэлмен: Завтрашние мечты

Нью-Йорк, 1868 год

Он должен рассказать ей все.

Сет Тайлер закрыл глаза и прижался щекой к окошку экипажа, пытаясь остудить свое пылающее лицо прохладой залитого дождем стекла. Никогда еще он не чувствовал себя таким сиротливо одиноким и напуганным. Ни разу в жизни ему не доводилось испытывать такое безысходное отчаяние.

Он закашлялся от подступившего к горлу приступа тошноты и только тогда ощутил голод. Сет был слишком подавлен, чтобы помнить о еде после того, как детектив рано утром раскрыл ему страшную правду о его происхождении.

И именно эту правду он должен был рассказать Пенелопе.

Но как рассказать ей? Как вынести то выражение ужаса и отвращения, которое появится на ее милом личике после его признания? Как пережить огромное горе, если он потеряет ее?

Но он должен расстаться с ней, у него нет другого выхода. Разве может он жениться на ней, зная, кто он и кем ему предназначено стать?

Когда Сет набрался мужества, стремясь достойно встретить предстоящее тяжелое испытание, колесо экипажа попало в глубокую рытвину на углу Семнадцатой улицы и Ирвинг-Плейс, в ту самую яму, куда попадал каждый экипаж, возивший его в театр на прошлой неделе. От неожиданного толчка Сет больно ударился щекой о стекло, и этот удар предупредил его, что они подъезжают к Музыкальной академии.

Слишком утомленный, чтобы поднять руку и потереть ушибленное место, Сет с трудом приоткрыл глаза и вяло взглянул на залитую дождем улицу. Стекло запотело от его горячего дыхания, и мелькавшие за окном прохожие казались призраками. Добравшись до угла Четырнадцатой улицы и Ирвинг-плейс, экипаж замедлил ход, извозчик некоторое время подыскивал место в длинном ряду выстроившихся карет, кебов и экипажей, которые поджидали выходивших из театра зрителей. Наконец, слегка накренившись, кеб втиснулся между двухместной каретой и неповоротливым экипажем, запряженным одной лошадью, вызвав поток непристойной брани у соседа-извозчика.

— Пенелопа Пэрриш была превосходна сегодня вечером, — донесся до Сета высокий женский голос.

— Она необыкновенная девушка, — гулко произнес спутник женщины. — Голос просто ангельский, да фигура и личико тоже под стать. Это такая редкость для оперной певицы. Большинство из них напоминают потрепанных племенных кобылиц.

Это замечание вызвало негодующие восклицания у женщин. Ухмыльнувшись, мужчина добавил:

— Помяните мои слова, эту девушку ждет блестящее будущее. И я сердечно рад за нее. Браво!

Дождь хлынул с новой силой, и люди торопливо прошли мимо экипажа Сета. Их голоса затихли вдали, когда они укрылись в своих каретах.

Пенелопа Пэрриш. Необыкновенная. Прекрасная. Талантливая. Сет улыбнулся с нежной гордостью. Его Пенелопа.

«Но ненадолго», — предупредил его внутренний голос.

От этой мысли у него сжалось сердце, и если бы здесь не было так людно, он наверняка поднял бы кулаки к небесам и в крике выплеснул свое негодование.

За что?! Он не заслужил того, чтобы вся его жизнь была разрушена! Он заслужил право на лучшую участь! Он долго работал и упорно боролся за все, что имел. И при этом он старался оставаться хорошим человеком, и, по его собственному мнению, ему это удалось. Так почему… Господи!.. Ответь, почему сейчас, когда он наконец достиг вершины успеха и встретил любовь, о какой не мог и мечтать, на него обрушилось это проклятие?

Сет закрыл лицо руками, у него вырвался невольный стон. Что же ему делать? Боль, резкая и незатухающая, кипела в нем и захватывала все его существо, и он в любой момент мог потерять контроль над собой.

Все внутри у него оборвалось, когда Сет представил, как тосклива будет его жизнь без Пенелопы. Она была для него всем: его радостью в жизни, счастьем, поводом для улыбок. Все, что он делал, он делал ради нее в своем бесконечном стремлении быть достойным ее любви. Его душа погибнет без этой любви. Она высохнет, и от него останется лишь телесная оболочка… совсем как от его недавно отыскавшегося отца.

Боже милостивый! Неужели ему в самом деле суждено разделить судьбу своего отца? Возможно ли, что он обречен провести свою жизнь в стенах психиатрической лечебницы, всеми покинутый и презираемый, оставленный умирать в одиночестве? И его жизнь превратится в жуткий ад, единственным избавлением от которого может стать только смерть? Нет, это невозможно.