Гейл Линк - Неугасимое пламя

Ребекка снова перевернула фотографию и замерла, пораженная красотой смотревшего с нее слегка улыбающегося мужчины. Наибольшее впечатление произвели на Ребекку его глаза. Она, разумеется, не могла знать их цвета, но почему-то решила, что они непременно должны были быть голубыми. Это были глаза, чей взгляд проникал в самую душу, и озаряли они мужественное лицо с широким и высоким лбом, красиво изогнутыми бровями и темными вьющимися волосами. Короче говоря, большинство женщин замедлило бы шаг, чтобы бросить на этого мужчину еще один взгляд. «А может быть, даже и не один», — подумала Ребекка.

Прошло несколько минут, прежде чем она смогла оторваться от фотографии и отрешиться от смутного ощущения, что этот мужчина ей знаком.

Это было просто смехотворно. Судя по одежде и по дате, красовавшейся на обороте рядом с фамилией фотографа, — 1861 год, этот мужчина давным-давно покоился в могиле.

Но кто он?!

Ребекка понимала, что он не является ее прапрадедушкой, Барретом Фрезером. Старую фотографию, на которой он был снят вместе со своей женой Рэчел, она видела не раз. Баррет Фрезер не имел ничего общего с таинственным незнакомцем.

Отведя, наконец, взгляд от фотографии, Ребекка снова принялась исследовать содержимое шкатулки. Она обнаружила платок из тонкой материи, окаймленный кружевами, с вышитыми на нем бабочками. В него был завернут золотой медальон на тоненькой цепочке. Это чудесное произведение ювелирного искусства украшали переплетенные буквы «Р» и «М». Ребекка нажала крошечную кнопочку, и медальон раскрылся, явив ее взгляду два миниатюрных портрета — мужской и женский.

Женщину Ребекка узнала сразу: это была ее прапрабабушка Рэчел, а мужчина… тот же самый, что на фотографии!

Ребекка вздрогнула. Художник сумел найти такой оттенок голубого, что глаза мужчины до сих пор казались живыми. А золотистые волосы Рэчел были неотличимы от волос самой Ребекки.

Поддавшись внезапному порыву, Ребекка надела медальон, и он мягко скользнул в ложбинку между ее грудей.

Она взяла в руки один из переплетенных в кожу дневников и на мгновение заколебалась: должна ли она читать их, имеет ли она право вторгаться в личную жизнь своих предков?

«Нет, — машинально ответила Ребекка. Но ведь если Рэчел не хотела, чтобы их прочитали, она уничтожила бы их», — тут же возразила она сама себе.

Может быть, Рэчел как раз хотела, чтобы ее дневники кто-нибудь нашел. И возможно, в ее записях содержатся сведения, которые помогут идентифицировать человека, запечатленного на фотографии. Человека, который не был ее мужем.

«Она должна была очень сильно любить его, — думала Ребекка. — Но не исключено, что я просто фантазирую и мое воображение профессиональной сценаристки заставляет меня домысливать то, чего на самом деле и в помине не было».

Нет, в глубине души Ребекка знала, что она права. Она чувствовала это. Рэчел любила этого человека настолько, что не смогла забыть его, даже выйдя замуж за другого.

Ребекка завидовала подобной любви.

Она поудобнее устроилась на кушетке и начала читать:

«Сегодня я встретила человека, чьей женой я желаю стать. О Боже, я знаю, это звучит глупо, но это правда — я не могу отвести от него глаз. Ни с кем другим я никогда не буду испытывать ничего подобного.

Как могло это случиться? Он полностью завладел моим сердцем…»

Луизиана, 1860

Рэчел Галлагер следила за человеком, скакавшим по свежему лугу на горячем крупном жеребце. Это был один из лучших коней ее отца и очень подходил всаднику. Они двигались как единое целое. Рэчел стояла в тени темно-зеленого дуба, поросшего испанским мхом, и теплый ветерок вместе с запахом росшего неподалеку жасмина окутывал ее ласковым покровом.

Красивый всадник заставил лошадь идти шагом, доказывая, что ею вполне можно управлять. У Рэчел перехватило дыхание, когда он направил животное к трем высоким каменным барьерам. Лошадь и всадник преодолели их легко, без малейшей суеты, к вящему удовольствию зрителей, как белых так и черных, собравшихся вокруг выбеленного забора.

— Клянусь честью, — раздался голос Коннора Галлагера, отца Рэчел. — Я знал, что парень справится с этим проклятым упрямцем. Смотри, смотри, дорогая, — указал он дочери на всадника, снова преодолевшего препятствие, на сей раз на полном скаку.

Руки Рэчел в белых перчатках были судорожно сжаты. Он слишком рисковал. А что, если строптивый жеребец заартачится? Всадник может получить травму или — того хуже — погибнуть. Несмотря на обуревавший ее страх, Рэчел как завороженная следила за ними.