Гейл Линк - Неугасимое пламя

Луизиана, 1864

Молодая женщина одиноко стояла у каменного надгробия под мощным дубом, покрытым испанским мхом.

Она была в черном — от изящной шляпки с кружевной вуалью до туфелек на маленьких ножках. Был конец сентября, влажная жара окутывала ее плотным покровом, и она чувствовала, как струйки пота стекают в ложбинку между ее полными грудями. Даже сейчас, на исходе дня, жара не собиралась отступать.

Легким движением женщина опустилась на колени, не обращая внимания на то, что ее черная шелковая юбка стелется прямо по земле, и положила букет белых роз к украшенному рельефом надгробию. Она вытянула руку и провела пальцем по красивым буквам, выгравированным на мраморе: «Мэтью Джастин Деверо». Ниже располагалась надпись: «Да осенят покой твой крылья ангелов». Женщина нерешительно коснулась фигуры ангела над именем усопшего.

Прежде чем сложить руки в молитве, она перекрестилась и опустила голову. Перламутровые четки в ее руках составляли резкий контраст с черными кружевными перчатками.

«О Мэтью, — думала она, и по ее бледным щекам струились слезы, — мы были вместе так недолго! И это ужасно несправедливо! Знаешь ли ты, любовь моя, о чем я жалею больше всего? — задала она безмолвный вопрос, подняв голову и устремив взгляд на могильный памятник. — О том, что мне ни разу так и не довелось проснуться в твоих объятиях, прижаться к тебе так, чтобы наши тела слились воедино!

Я не стыжусь подобных мыслей, любимый, — честно призналась она себе самой. — Единственное, чего я стыжусь, так это того, что ни разу не уступила своему чувству. Как я жалею об этом теперь! Тогда я могла бы лелеять воспоминания и не ощущать этой щемящей пустоты в сердце. А быть может, ты оставил бы мне ребенка. Твой сын — или дочь — стал бы моей оградой, частицей тебя, которую я смогла бы холить и беречь! Ради этого стоило пойти на любой позор, любой скандал.

Прости меня, любимый, но прежде я не понимала этого. Я полагала, что смогу быть выше велений плоти. Я верила, что наша тогдашняя жизнь была лишь преддверием счастливого будущего. И я поверила тебе, когда ты сказал, что вернешься ко мне. Я доверяла тебе, Мэтью! — Горькая обида на судьбу поднялась в ней. — Ты говорил, что даже война не сможет разлучить нас. Что мы предназначены друг для друга — навсегда!»

Сквозь слезы, застилавшие ее глаза, она увидела, что четки порвались. Сломалось одно из серебряных звеньев, соединявших перламутровые бусины.

Так и ее сердце — растерзано навеки.

Она подняла вуаль и, поцеловав маленькое распятие, висевшее на четках, осторожно обвила ими розы. «Последний дар, — подумала она. Последнее напоминание». Это он подарил ей эти четки, свою фамильную драгоценность.

Женщина стиснула золотой медальон, тускло поблескивавший на черной ткани ее корсажа. Медальон она тоже получила от Мэтью, как раз перед тем, как он покинул ее. Внутри находились их миниатюрные портреты.

Прижавшись к надгробию, она коснулась мрамора губами, и слезы потоком полились из ее глаз.

— Прощай, любовь моя! Никогда, никогда я не забуду тебя!

Она поднялась на ноги. Сейчас она уйдет отсюда, расстанется со своим прошлым, но в сердце своем сохранит его навсегда.

Медленно направляясь к ожидавшему ее экипажу, она не удержалась и, обернувшись, бросила на каменную гробницу последний взгляд.

«Когда-нибудь, где-нибудь как-нибудь мы снова будем вместе, Мэтью, — мысленно клялась она. — Так должно быть, если только небеса справедливы к любящим!»

— Саванна, ты не выйдешь за моего брата! — кричал человек, ворвавшийся в церковь в решающий момент. Ошеломленный священник пробормотал:

— Кто-нибудь понимает, что происходит?

— Джошуа, — пробормотала миниатюрная брюнетка, роняя свадебный букет при виде высокого мужчины, стремительно двигавшегося по проходу между скамьями. Слезы навернулись ей на глаза.

— О Боже, неужели это действительно ты? — продолжала она, побелев как полотно. Появление мужа, считавшегося умершим, потрясло ее. Два года. Два томительных года. Если это сон, она не хочет просыпаться. Она не сможет пройти через это еще раз: утрата была слишком мучительной.

Жених, стоявший у алтаря, таращил глаза на воскресшего брата. «Черт бы его побрал!» — думал Джек Бенсон. Еще несколько минут, и Саванна, женщина, которую он любил столь горячо многие годы, стала бы его женой. В конце концов он сумел-таки убедить ее, что уже пора начать жить сначала и лучший способ сделать это — выйти за него замуж. И вот, Джошуа, этот ублюдок, незаконный отпрыск его отца, вдруг воскрес из мертвых. Ему следовало помнить — Джошуа всегда имел склонность к драматическим эффектам.