Эллен Марш - Великолепие шелка

Бродхерст, графство Кент

Октябрь 1847 года

Узкий серп убывающего месяца, проглядывая из-за несущихся по небу темных туч, озарял таинственным сиянием крышу величественного, сооруженного в георгианском стиле помещичьего дома, чьи массивные каменные стены отливали в лунном свете серебром. Дувший с Ла-Манша ледяной ветер сотрясал ставни высоких прямоугольных окон и гнул ветви украшавших старинный парк могучих деревьев. А по пожухлой траве плясали веселыми зайчиками пробивавшиеся сквозь тяжелые парчовые портьеры случайные отсветы от горевших в здании свечей.

К подъезду особняка подкатывали со скрипом один за другим экипажи. Лакеи в ливреях из черного атласа привычно помогали высаживаться из них многочисленным элегантным господам и затем провожали сих знатных особ во внутренние покои. Оживленные голоса, разносившиеся по всему дому, да и сама царившая здесь праздничная атмосфера, на взгляд стороннего наблюдателя, никак не вязались с чем фактом, что лишь вчера утром был предан земле прах хозяина этого имения, достопочтенного Эсмунда Луи Хакомба, восьмого графа Линвилла, и что многие из этой шумной, разряженной публики еще недавно шествовали в числе прочих в траурном кортеже.

Прижавшись лицом к стеклу, в темной спальне западного крыла строения на верхнем этаже девушка лет семнадцати наблюдала, как к дому подъезжают гости. Когда до ушей ее донесся прозвучавший пронзительно в холодном ночном воздухе смех некой солидной дамы в кричащем платье из розовой парчи, она отвернулась, не в силах побороть отвращения. Тяжелые драпировки на окнах упали на прежнее место, юное же создание остановилось в отчаянии посреди комнаты и повернуло невидящий взгляд к камину, где огонь жадно лизал сухие поленья.

– Кажется, они уже заявились? – молвила женщина средних лет, сидевшая в кресле у очага. Игла в ее тонких руках методично сновала по ткани, выводя на ней шелковой нитью узор.

– Да, – подтвердила чуть слышно девушка. – И ни один из них, как видно, даже не помнит, что бедного дядюшку похоронили только вчера. Почему ж они, Анна, никак не разъедутся по домам? Не собираются же они и эту ночь провести здесь за пьяным застольем и танцами!

Седая голова Анны Сидней еще ниже склонилась над пяльцами.

– Да кто их знает, детка!

Зеленые глаза Чины Уоррик, как звали эту девушку, засверкали бессильным гневом. Кружевные накрахмаленные панталоны вновь зашуршали в такт беспокойным шагам, отмерявшимся ею по комнате. Одетая в закрытое черное платье, она словно терялась на время в мрачных тенях комнаты, и только возле камина окружавший ее мрак рассеивался ненадолго, и тогда на рыжих кудрях вспыхивали огненные отсветы.

– Как бы хотелось мне, чтобы они оставили нас наконец в покое! – произнесла она с горечью в голосе. – Но как? От меня тут ничего не зависит. Фрэдди же говорит, будто это все друзья дяди Эсмунда и приехали они сюда в знак своего к нему уважения. Но что-то я не припомню, чтобы хоть кого-то из них приглашали в Бродхерст, когда дядя был жив. И вообще, – голос Чины задрожал, – о каком уважении с их стороны может идти речь, когда они, напившись до чертиков, играют в карты в первую же ночь после его похорон!

– Но, может быть, сегодня они будут себя вести более прилично? – заметила с надеждой Анна.

Глаза Чины вспыхнули.

– Трудно в такое поверить! Посмотрела бы ты на них сейчас, когда они выходят из карет, разодетые в роскошные платья, эти особы смеются вовсю и шутят как ни в чем не бывало друг с другом! – Девушка ударила своим маленьким кулачком по ладони. – Поверь, я не могу снова просидеть здесь сиднем целую ночь и спокойно взирать на то, как они развлекаются без зазрения совести! Это сверх моих сил! Да и помимо всего прочего, один лишь Бог знает, чем все это может закончиться, поломают ли они что-либо тут, а то даже украдут!

Анна молча сжала губы, поскольку ей нечего было сказать в их защиту. Не далее как сегодня утром в камине в прихожей были обнаружены две разбитые вазы лиможского фарфора – эти бесцейнейшие, прекраснейшие творения! А одному из лакеев, пытавшемуся обуздать некоего господина, не в меру приналегшего на превосходное бренди из графских запасов, пробили голову. Что же касается Фрэдди Линвиллау двоюродного брата Чины и нового – и излишне гостеприимного – хозяина этой усадьбы, то он палец о палец не ударил для того, чтобы положить конец подобным бесчинствам. Анна, прекрасно зная необузданный нрав молодого лорда, небезосновательно подозревала, что он и сам принимал активное участие в этом бедламе.