Патриция Мэтьюз - Блаженство страсти

Инес, Мария и Пауло не принимали участия в этих диспутах; Пауло был еще слишком молод, Мария попросту понимала всю бесполезность подобных споров, а Инес не вмешивалась потому, что разрывалась между верностью мужу и согласием со взглядами сыновей.

Во всяком случае, созданию мирной атмосферы за столом эти споры не содействовали, и Мария уже начала побаиваться утренних трапез, этого недолгого времени, когда вся семья собиралась вместе.

А теперь нужно приготовить следующую трапезу, а когда она окончится, надо будет прибраться и кое-что почистить, а потом, позже, готовить ужин, а потом до самого сна делать будет совершенно нечего. Еще один обыкновенный день. Еще один скучный день. Марии казалось, что на дворе самая долгая, самая скучная весна, какую она помнит.

Джессика в своей комнате переодевалась к ужину в чистое платье, когда услышала, что входная дверь хлопнула непривычно громко.

Кто бы это мог так хлопнуть дверью, мелькнуло у нее в голове; но по-настоящему любопытно ей стало только тогда, когда она услышала, что обычно спокойный голос отца звучит громко и взволнованно. Что же такое случилось?

Девушка быстро застегнула пуговицы платья и пригладила волосы, а потом спустилась вниз по лестнице с быстротой, совершенно не приличествующей леди.

Отец был в столовой с матерью, и Джессика с удивлением увидела, что его обычно невозмутимое лицо раскраснелось от волнения. В руке отец держал лист желтоватой бумаги, которую, по-видимому, только что показывал жене.

Встревоженная, Джессика резко остановилась в дверях, устремив взгляд на родителей.

– Что такое, папа? Что случилось? – воскликнула она.

Анна Мэннинг, увидев, что дочь испугалась, поспешила успокоить ее:

– Дорогая, тебе не о чем беспокоиться. И нечего бояться.

Уингейт Мэннинг, овладев собой, заговорил:

– Прости, что напугал тебя, Джессика. Я только что говорил твоей матери, что сегодня мы получили сообщение: в Тампу направляются правительственные войска в количестве трех тысяч человек. Сюда командирован майор Дж. В. Поуп приготовить все к прибытию войск. Ты понимаешь, что это значит?

– Я полагаю, что это означает войну, – ответила Анна Мэннинг с неодобрением.

Уингейт Мэннинг посмотрел на жену и нахмурился.

– Это также означает оживление в делах, – сказал он подчеркнуто. – Большие дела ждут всех нас.

Джессику охватили разнообразные предчувствия. Возможно, это сообщение означает, что будет война с Испанией, и возможно, что ее отца ждут большие дела, но оно означает и еще кое-что: в Тампе наконец-то что-то произойдет, впервые за долгое время.

Сидя в головной части железнодорожного вагона, лейтенанты Прайс и Фишер были заняты игрой в покер на двоих, сопровождая ее хриплыми выкриками. Несмотря на эдикт лейтенант-полковника Рузвельта относительно пьянства и сурового наказания за него, оба они уже неплохо накачались, и карточная партия стремительно превращалась в шумную схватку. Лейтенант Нейл Дансер, сидевший тремя рядами дальше, размышлял, не обратиться ли к офицерам с увещеваниями, но пришел к выводу, что это только еще больше раззадорит их.

На соседнем с Нейлом сиденье храпел лейтенант Джон Кейдж. Его пухлые щеки покоились на двойном подбородке, а сплетенные короткие толстые пальцы были сложены на тугом, но весьма объемистом животе.

Нейлу стало противно, и он вздохнул. Как будто недостаточно жарищи, чая с виски, запаха блевотины! Господи, чего бы он не дал сейчас за возможность принять хорошую горячую ванну! Всего четыре дня он заточен в этом адском вагоне, а кажется, их прошло целых сорок! Слава Богу, вечером они прибывают в Тампу.

Поднявшись с места, Нейл, высокий молодой человек двадцати пяти лет, с короткими рыжими волосами и продолговатыми ярко-синими глазами, перешагнул через вытянутые ноги Кейджа и вышел в проход. Поезд шел на предельной скорости, вагон раскачивался и грохотал, и Нейлу пришлось хвататься за спинки сидений, чтобы не упасть.

На открытой площадке тамбура было полно людей, но Нейлу все же удалось выбраться на свежий воздух, и он встал рядом с одним из рядовых, кривоногим невысоким ковбоем. Лицо у того было обветрено всеми ветрами, а глаза светились умом. Ковбой ухмыльнулся и подмигнул Нейлу.

– Не могу отдать честь, сэр, – слишком уж плотно мы здесь упакованы. И кроме того, чертовски жарко.

Нейл кивнул.

– Ничего страшного, рядовой. Нами так набили вагоны, что мы, можно сказать, превратились просто в стадо. По крайней мере, на время переезда.