Карен Рэнни: Моя безумная фантазия

Экипаж сделал поворот, и Сент-Джон ухватился загорелой рукой за кожаную ручку над дверцей. Чуть улыбнулся, с удовлетворением отметив, что кучер неукоснительно выполняет каждое желание хозяина. С Молуккских островов прибывали «Гебриды», и Сент-Джону нужно было успеть встретиться с капитаном. Поэтому верный слуга не жалел лошадей.

Может, у капитана будут какие-нибудь вести об Алисе?..

Мэри-Кейт высунулась из фургона. Приближавшийся стук копыт становился все громче, перерастая в угрожающий шум. Узкая дорога едва могла вместить сразу две повозки, и поворот впереди, без сомнения, представлял опасность.

После нескольких неудачных попыток завязать с фермером беседу Мэри-Кейт поняла, что он почти глухой. Наверняка именно поэтому, а не из-за упрямства он не желал посторониться и переждать встречный экипаж.

Зловещий стук копыт отдавался низким, монотонным эхом, предупреждая о появлении сверкающей упряжи и широкогрудых коней.

Запряженный четверкой вороных экипаж направлялся в сторону Лондона. Угольно-черный цвет его говорил сам за себя.

Увы, фермер не спешил остановить своих неповоротливых ломовиков и, кажется, не слишком тревожился по поводу крутого поворота впереди. Может, он не видит экипажа или неправильно оценивает его размеры?

Как странно замедляется время, пока не истечет все, до капли… Мэри-Кейт видела, как встал кучер, могучие руки его напряглись, заставляя лошадей сбавить на повороте скорость, а ноги уперлись в тормоза, которые жалобно завизжали. В следующую секунду передняя пара лошадей наскочила на фургон фермера — узкая дорога и опасный поворот не оставили животным места Испуганное ржание чистокровок, ответный испуг ломовиков фермера — все слилось в один высокий, пронзительный звук Фургон от толчка покачнулся и начал медленно валиться набок.

Мэри-Кейт почувствовала горячее дыхание, вырывавшееся из раздутых ноздрей, увидела прямо перед собой мощную лошадиную грудь и, казалось, ощутила, как впилась в потную шкуру упряжь. Вокруг замелькали мускулистые ноги и железные подковы. Девушку окутал запах кожи, рядом взлетели щепки, послышались крики и возгласы, но больше всего ее поразила боль, бесконечная, нестерпимая боль.

А потом все исчезло.

— Так она очнется? — спросил Арчер.

— Надо надеяться на это, лорд Сент-Джон. Некоторое время бедняжка пробудет без сознания.

— А ничего, что она так мечется в постели?

— Таким образом тело избавляется от дурных субстанций.

Арчер Сент-Джон вопросительно смотрел на врача, уверенный, что не «дурные субстанции», а боль служит причиной тихих стонов пациентки.

Он едва терпел этого эскулапа и еще меньше доверял ему. Уже три дня лекарь говорил о чуме, нарывах и гнилостных процессах и пускал кровь до тех пор, пока Арчер не пришел к мысли, что в теле несчастного создания не осталось ни одной лишней капли крови.

Ей повезло, что она осталась жива.

Арчер взял на себя расходы по лечению, испытывая непонятные и неприятные уколы совести. Он признался себе, что в столкновении есть и его вина. В конце концов именно он настаивал на быстрой езде.

Как бы то ни было, Сент-Джон опоздал к прибытию «Гебрид»и поэтому доставил бездыханную женщину в маленькую сельскую гостиницу и распорядился вызвать врача. Фермер не пострадал и был весьма удовлетворен суммой, которая с лихвой покрыла понесенный им ущерб. Больше Арчер ничего не мог для них сделать.

Девушка не приходила в себя уже три дня, и Арчер очень тревожился. Он даже запретил врачу ставить ей, пиявки, полагая, что кровь нужна пострадавшей больше, чем им.

Одна из гостиничных служанок открыла перед Арчером дверь. Она была приставлена к девушке в качестве горничной — причесывала ее, обмывала, а иногда, возможно, и произносила молитву с просьбой вернуть больной сознание. Сент-Джон молча пожелал ей успеха в обращении к Господу.

Он бросил хмурый взгляд в сторону подобострастно-то врача и обратил свой взор на лежавшую в постели. У его жертвы было лицо с картин французского художника Юстиса Лесюэра: волосы напоминали своим оттенком золотое сияние рассвета, губы чуть полноваты по английским меркам, нос курносый. Во время обследования врач поднял ей веки, под которыми скрывались глаза цвета лесной зелени. Девушка была красива той пышной красотой, которая вызывала у Сент-Джона мысли об изумрудных лугах или натюрмортах со спелыми фруктами. Впрочем, ни одна из ассоциаций не отвечала месту и времени.