Карен Рэнни - Вопреки небесам

Уильям украдкой показал язык покойнику, лежащему в гробу.

Кэтрин привлекла сына к себе, пригладила непокорные темные волосы. В этом прикосновении были и ласка, и легкое неодобрение. Она почувствовала, как мальчик насторожился и тут же расслабился, словно поняв, что находится в безопасности. Пятилетний ребенок, уже постигший, что в мире есть зло, но еще не научившийся от него защищаться.

Если Бог все видит с небес, осуждает ли он Генри за жестокость? Потирает ли он руки, предвкушая, как отправит новопреставленного Генри Сиддонса в преисподнюю? Она бы на месте Господа так и сделала.

Уильям снова показал язык.

Он ненавидел отца и радовался его смерти. Мальчик прищурился, ему показалось, что контуры белого соснового гроба, на который была наброшена лучшая бабушкина шаль, стали расплываться.

А вдруг… отец на самом деле не умер? Вдруг ждет, пока все о нем забудут, тогда встанет из гроба и…

Да нет, это не он. Просто бабушка подошла к столу, отчего погребальный покров с белой бахромой чуть заколыхался.

Мальчик вздрогнул и попятился, уткнувшись в материнские юбки. Мама такая мягкая, так вкусно пахнет. Так пахнут летом розы, увивающие изгородь возле их домика. Она провела рукой по его щеке, и Уильям упрямо мотнул головой, чтобы она не заметила, что он плакал.

— Иди сюда, — позвала бабушка, хватая внука за руку.

Ее пальцы были костлявыми и холодными, словно вороньи когти. Мальчик инстинктивно отстранился, ища спасительного убежища подле матери. Нагнувшись, она начала что-то говорить, и, как всегда, ее нежный голос напомнил Уильяму звук колокольчика.

Теперь над головой плыли два голоса. До мальчика долетали обрывки фраз, но не все слова были понятными: «…поцелует в губы, чтобы покойник ему не являлся»… «странный обычай»… «он должен выказать себя мужчиной»… «ему всего пять лет»…

Женщины тянули его в разные стороны. Особенно усердствовала бабка, подталкивая внука к гробу. Крышка с него была снята, и виднелось бескровное лицо покойника. Он словно ухмылялся, ожидая, пока мальчик приблизится. Резким движением Уильям оторвался от материнских юбок, извернувшись, сумел высвободиться из когтей бабки. Отчаяние и страх придали ему силы.

Он пробежал через всю комнату, мимо людей, толпившихся возле двери, кого-то оттолкнул, на кого-то налетел, нырнул под чьи-то локти и наконец очутился на улице. Порыв студеного ветра мигом осушил его слезы. Щекам стало холодно, но это не остановило Уильяма.

Он мчался так, словно за ним гналась смерть.

Кэтрин Сиддонс бросила укоризненный взгляд на свекровь, подобрала юбки и кинулась за сыном. Она не собиралась ругать Уильяма, ей хотелось утешить его. Ночное бдение у гроба — церемония не слишком веселая, не мудрено, что ребенок испугался. Не обращая внимания на удивленные взгляды соседей, молодая женщина распахнула дверь и увидела Уильяма, который бежал по главной улице, неровной лентой разрезавшей селение. Забыв приличия, забыв о том, что недавно овдовела, Кэтрин ринулась вдогонку.

И тут же выругалась про себя. Китовый ус под траурным платьем немилосердно сдавливал грудь, а проймы были такими узкими, что ткань буквально врезалась в тело. Делалось это специально, ни одна уважающая себя женщина не имела права поднимать руки выше плеч. Да, подобный наряд не предназначался для бега, даже если юной вдове было наплевать на мнение соседей.

Впрочем, она не в первый и, вероятно, не в последний раз шокировала окружающих, а сейчас они ее вообще не интересовали. Уильям напуган, плачет, нуждается в защите. Ему всего пять лет, и теплое объятие да несколько ласковых слов принесут мальчику больше пользы, чем суровый нагоняй.

Сельская улица была лишь тропинкой, разбитой многочисленными ногами и телегами, устремлявшейся к подножию холма, на вершине которого возвышался Данмут-Холл, где опять становилась настоящей широкой дорогой и исчезала среди холмов. Она вела в места, таившие неисчислимые опасности, — ребенок мог заблудиться в дремучем лесу, упасть в овраг, споткнуться о камни, утонуть в речке. Сейчас это мрачное царство к тому же окутано надвигающейся темнотой. Кэтрин побежала быстрее, не думая о неудобных высоких ботинках, натирающих ей лодыжки. В боку кололо так, что она с трудом могла дышать, а уж тем более окликнуть Уильяма.

Кэтрин бежала, не оглядываясь, с одной мыслью в голове: поскорее догнать сына. Решив срезать путь, она свернула на боковую тропинку. Затрудненное дыхание притупило слух, неудобное платье доставляло неприятности, к которым примешивалась тревога за мальчика.