Пэм Розенталь - Служанка и виконт

Нет, полагал он, ее внешность не имела значения. Он целовал ее маленькие пухлые ручки и воображал чернильные пятна на ее пальцах, перебирал руками длинные светлые волосы и воображал, что они сияют как медь. А когда касался языком ее груди, он почти чувствовал вкус веснушек, рассыпанных по ней, словно молотая корица.

Отличаясь терпимостью, широкими взглядами, чуждая заблуждений, она должна была понимать, что не ее он так покорно услаждает каждые ночь и день. Но мадам де Рамбуто была мудрой женщиной; она брала то, что предлагала ей жизнь, и не тратила время в погоне за недостижимым.

«Странным оказалось это недостижимое», — думал он. Девушки из книжной лавки нет, уже нет, — сейчас она всего лишь служанка. Его служанка, или его семьи. Недосягаемая для него, если соблюдать необычное правило, которое он установил для себя почти пятнадцать лет назад. Сильный не должен злоупотреблять слабостью беззащитного. Иначе может произойти нечто ужасное. Однажды это уже произошло.

Но что случится, если он дотронется до ее румяной щеки или, проходя мимо, похлопает ее пониже спины?

Да, черт побери! Может случиться и, вероятно, случится.

Он не дотронется до нее, так он решил.

Каким бы трудным это ни оказалось. Намного труднее, чем в декабре прошлого года.

Еще не забрезжил зимний рассвет, когда он проснулся от ужаса, не понимая, где находится. Год изгнания и скитаний довел его до этого состояния. Он принюхался: розмарин и лаванда. И что-то еще, пряное как корица, терпкое как лимон. Женщина! Простыни на постели пахли женщиной.

Он вспомнил: бесконечно долго тянувшийся день, боль, головокружение, все возрастающий страх, что он никогда не доберется до гостиницы, где должен был ожидать карету мадам де Рамбуто. Накануне на улице кто-то толкнул его, человек, страшно спешивший куда-то, натолкнулся на него, и с тех пор нога дьявольски болела.

«Какая ужасная работа разносить книги», — думал он. Если когда-нибудь ему снова придется переходить границу, он обязательно найдет другой способ. Контрабанда трудна и опасна, хотя всего лишь месяц назад она казалась прекрасным случаем привезти во Францию хорошие и интересные книги.

Пробираться по каменистым тропам и прятаться от стражников на границе оказалось отнюдь не романтично. Падение чуть не погубило его. Но хуже всего было иметь дело с этими несговорчивыми требовательными букинистами, как звали того нахрапистого типа? Ах да, Риго. Риго, который выманил у него последние экземпляры «Исповеди» Руссо, ибо он сам был слишком слаб и болен, чтобы придавать этому значение.

И все же он вернулся во Францию живым, и никто из его кредиторов или других врагов не узнал об этом. Если повезет, его семья откупится от кредиторов и утихомирит тех разгневанных мужей, которые все еще требуют сатисфакции.

Он откинулся на бугристую подушку, вдыхая аромат розмарина и лаванды, лимона и корицы, и задумался о последнем и самом трудном букинисте — девушке, чья постель пахла так приятно и возбуждающе. Его губы растянулись в кривую улыбку, когда он вспомнил, как она вспылила, обнаружив, что он не полностью выполнил заказ ее отца. Она явно была не только хозяйкой лавки, хотя и произвела впечатление, одновременно разозлив его, своей компетентностью. Она была читательницей: даже процитировала кусок текста из мемуаров месье X. И то ли ему показалось, то ли действительно ее испачканные чернилами пальцы дольше задержались на страницах именно этой книги?

Смешно, но он был словно околдован этими пальцами. Но не было ничего смешного в волнении, которое вызывали в нем глаза, словно отражавшие грозовое парижское небо. А большой, решительный рот, выдававший скрытую страсть…

И еще… — ах да! — веснушки. Бронзовые и медные, они, как крошечные осенние листья, осыпали ее щеки, спускались на шею и, словно чуть заметные метки на карте сокровищ, дразняще прятались в белоснежном полотне, закрывавшем ее грудь. То, что он увидел, когда она развязала косынку, стоило всей его боли и страха перед своей слабостью и раной. Если бы он сохранил ясность мыслей. Если бы он мог вспомнить, были ли те три или четыре веснушки на груди, которая оказалась так близко от его лица, когда она наклонилась и сбила эту дурацкую повязку, закрывавшую его глаз.

— Она помолвлена, — заявил этот бульдог братец, когда принес ему в постель хлеб и кофе. — Ну, почти помолвлена с человеком, который, как и все мы, понимает, что ее голова забита книгами и историями и за ней надо присматривать, Это хорошая сделка для всех. Она останется в книготорговле. Она будет полезна Риго… полагаю, вы встречались с ним вчера?