Пэм Розенталь - Служанка и виконт

Она отшатнулась, ожидая увидеть пустую глазницу. Но он открыл глаза, и они оба были прекрасны. На минуту она забыла указания Жиля и лишь смотрела на пару бездонных черных глаз, от взгляда которых сегодня в библиотеке у нее чуть не остановилось сердце.

— Быстрее, Мари-Лор! — В голосе Жиля звучало нетерпение.

— О… да. — Все еще потрясенная, она положила голову мужчины себе на колени. — Выпейте, месье, — сказала она, открывая бутылку и поднося ее к его губам. — Мой брат займется вашей ногой, но будет немного больно.

Он улыбнулся, колдовски блеснули его белые зубы, и в уголках прекрасно очерченного рта появились маленькие насмешливые морщинки. Губы слегка скривились, 1 но улыбка стала еще выразительней. «Жизнь — забавная штука, не правда ли, мадемуазель?» — казалось, говорил он, его насмешливая галантность проникала в сердце Мари-Лор.

— Самое увлекательное открытие… — хрипло прошептал он, прежде чем поднести ко рту горлышко бутылки.

Глотая бренди, он крепко держал ладонь Мари-Лор. Он потерял сознание, и она держала его руку все время, пока Жиль резал и зашивал, посвистывая через сломанный зуб и тихо поругиваясь. Губы мужчины дрожали, морщинки то появлялись, то исчезали в уголках его рта. Но он выпил достаточно бренди, и сознание не возвращалось к нему.

— У него шишка на голове от падения. Он замерз и промок. У него лихорадка от заражения. Но больше всего он страдает от потери крови и недостатка пищи, — сделал заключение Жиль.

Они уже убирали комнату, оттирали пятна крови и прятали запрещенные книги за фальшивую перегородку в кухонной стене.

— Странно, зачем ему повязка на глазу? — задался вопросом Жиль. — Но возможно, у него было воспаление, которое недавно прошло.

Мари-Лор рассеянно согласилась с братом.

— А взгляни на это. — Жиль расстегнул рубашку на груди мужчины. На шее на грязном шнурке висело небольшое серебряное кольцо-печатка с ониксом. — Украл, полагаю, может, в то время его и ранили в ногу. Судя по всему, снял с какого-то аристократа. Ну да так ему и надо. Думаю, он проспит всю ночь. Ему будет трудно двигаться, поэтому я не думаю, что он опасен для нас. Я останусь здесь в лавке на ночь, на всякий случай. Мне все равно надо просмотреть кое-какие анатомические рисунки. И успокойся, — улыбнулся Жиль. — Ты была превосходной помощницей, и он будет здоров.

Брат предложил перенести контрабандиста в кухню на кровать, на которой никто не спал. Но на ней были разложены книги в определенном порядке, и Мари-Лор не хотела разрушать его.

— А если на мою кровать? — спросила она.

Но когда Жиль, подняв брови с подозрением, как будто намекая на непристойность ее предложения, посмотрел на сестру, она хлопнула его по плечу.

— Я буду спать наверху, идиот.

Спальня Мари-Лор была всего лишь нишей рядом с кухней, из окна которой был виден кусочек сада позади дома. В ней пахло розмарином и лавандой. Мари-Лор нравилось спать под пучками трав, развешанными для сушки под потолком. Она помогла Жилю снять с мужчины одежду и немного смыть с него грязь, а затем они натянули на него латаную-перелатаную ночную рубашку их отца. Они проделали это по-деловому и быстро. Жиль нуждался в ее помощи, но едва ли он собирался позволить ей разглядывать их пациента. Хотя Мари-Лор и не требовалось рассматривать его. Она делала свое дело спокойно и уверенно, а все линии и впадины, углы и изгибы тела спящего сами собой отпечатывались в потаенных, самых уязвимых уголках ее памяти.

Его тело, вызывавшее жалость своей худобой, было в царапинах. Потемневшая от синяков кожа плотно обтягивала выступавшие твердые мускулы, несмотря ни на что не утратившие своей мощи. Ее внутреннее зрение скользило по их выразительному рисунку от широких плеч к тонкой талии, к…

Она опустила большую, покрытую коркой пригоревшего жира сковороду в воду и с ожесточением начала скрести ее. Потом сняла с очага кипящую воду, вылила ее в таз и погрузила в нее руки. Слишком горячо. Слишком больно. Хорошо!

Вода успокаивала. Боль воспоминаний утихала.

Жиль поднялся наверх проверить папа, оставив сестру возиться с одеялами и подушками. Мари-Лор смотрела на свою постель долго, казалось, до бесконечности долго, наконец, отвернувшись, стала выбирать одежду, которую намеревалась надеть на следующий день. Она рассматривала сложенные в сундуке вещи и еще дольше искала голубую ленту для волос. Поиски пары чулок, не нуждавшихся в штопке, представляли трудную задачу. Ее дырявые передники и косынки имели жалкий вид.