– Я так счастлив, Пенни. Мне хотелось бы сделать тебе еще детей. Мне хотелось бы повторять попытки каждый день, по нескольку раз на дню, чем чаще, тем лучше. Пусть все наши следующие дети будут рождены в браке – хоть я и клянусь, что маленькая Софи не почувствует никакой разницы, – что мы просто обязаны тотчас сыграть свадьбу. Ты и я, Пенелопа Линдси и Николас, лорд Эвенлоуд – английский пэр и самый счастливый человек на земле. Когда я могу увидеть ее?
– Сейчас, если хочешь, – сказала она. – Она уже, наверное, внизу, с мамой, Фрицем и миссис Баттеридж. Моя мать и ее жених принесли малышку из Клампер-Коттеджа. Я сказала маленькой Софи, что в глазах святого Кириакуса мы с тобой уже женаты и что наш союз благословлен этим святым. Крошка будет знать, что она особенная. Но если у нее появится братик, я думаю, что в один прекрасный день ему захочется предъявить законные права на владения графа. Выйти за вас – большая честь для меня.
– Особую лицензию, – сказал Николас. – Немедленно.
За окном загорался рассвет. Нежный, розовый, предвестник шикарного летнего дня. Пенни снова уткнулась в подушку и растворилась в своем удовлетворении. Дни сложились в целый год – осень, зима, весна и снова лето, – с тех пор как они с Николасом поженились в Норидже. Он превратил ее в графиню, а себя в силу, с которой невозможно не считаться. Глупо было бы думать, что все его таланты пойдут прахом! Герцог Веллингтон абсолютно прав.
Николас, граф Эвенлоуд, произнес блестящую первую речь в палате лордов в защиту трудового народа Англии, ни на кого не оглядываясь. Не слишком хороший способ войти в правящую элиту! И все же его выслушали. Он знал, как можно убедить людей, не обижая их, как манипулировать ими, если понадобится, как завоевать сердца и сторонников, и врагов. Он научился этому при лучших дворах Европы.
Она улыбнулась.
Раскалл-Холл представлял собой островок благополучия и процветания в бурном потоке, несущем Англию к новой жизни, к новому будущему. И они с Николасом были частью этого будущего, строили мир, в котором королевская кровь не играла бы такой большой роли, в котором места в парламенте больше не принадлежали бы только власть имущим; мир справедливости, в котором каждый человек чувствовал бы себя достойным. На это может уйти вся жизнь. Вполне возможно, только человек, сам побывавший в роли монарха, способен добиться в этом деле успеха.
Она потянулась к нему, но его уже не было рядом. Квест спала на подстилке у камина, подергивая лапами в своем собачьем сне. Снаружи запели птицы, к их хору примкнуло еще одно чириканье, куда более трогательное и пронзительное.
Еще один звук вплелся в пелену птичьего гомона и тихого утреннего солнца. В небольшой комнате, которая когда-то служила Алексису спальней, мирно похрапывала няня. Это была одна из дочерей Хардакров, пухленькая отзывчивая девушка, обожающая малышей. Распахнутые двери открывали анфиладу комнат.
Пенни расплылась в улыбке, соскользнула с кровати и накинула халат.
Она тихонечко прокралась по ковру и прислонилась к дверному косяку. Маленькая Софи спала, кудряшки золотыми колечками разметались по подушке.
Николас сидел в кресле у окна в простом темном халате поверх белой ночной сорочки. Фредерик, виконт Сакслингхэм, трех месяцев от роду, пускал пузыри и агукал, колотя ножками по папиным рукам. Малыш повернул голову, втянул в себя воздух – кулачки что две твои булочки – и присосался к воротнику сорочки Николаса.
– Ш-ш, – прошептал Николас. – Маму разбудишь. Только не говори, что ты уже проголодался, парень!
Груди Пенни набухли, молоко сочилось из сосков, но она не двинулась с места.
– Может, вы и новый наследник Раскалл-Холла, сэр, – говорил Николас, – но одного вы не понимаете – вашей маме нужно поспать. Она – свет моей жизни и бальзам на сердце. Я стал свободен с того самого дня, когда сочетался с ней браком. Свободен от страданий, с которыми, я уж думал, мне придется умереть. Свободен от головных болей, доводивших меня до исступления. Интересно, почему брак сравнивают с цепями, юный Сакс? Для твоего везучего папочки брак – это крылья.
Наследник оставил в покое сорочку и засунул в рот кулачок. Чмоканье стало еще отчетливее. Но вот малыш раскинул ручки в стороны и улыбнулся папочке, брыкая ножками. У Пенни сердце перевернулось, стоило ей увидеть совершенно новое пламя, полыхающее в черных глубинах его глаз.
– Ваша сестра Софи никогда не была такой жадной, сэр. Неужели все мужчины только и могут, что брать? Иногда мне думается, что твоя мама подарила мне мою душу. – Малыш сложил губки бантиком. Николас поднял его и дал ему свой палец. Розовый ротик тут же присосался к нему. – А что я ей дал, а? Кроме тебя и твоей золотоволосой сестренки?
Читать дальше