Элизабет Торнтон: Игра или страсть?

– Мне нравится. А если у нас будут одни девочки? Он коснулся ее губ легким поцелуем.

– Значит, назовем ее Аланой.

Вскоре Эмили увела Марион собираться в дорогу. Это должно было стать их свадебным путешествием и паломничеством одновременно. Брэнд оказался прав в отношении ее родителей. Были найдены копии церковных записей, которые доказывали, что родители поженились в Стрэтфорде, вероятнее всего, по пути вЛонгбери, за три года до рождения Эмили. Эти записи имели для Марион большее значение, чем отчет о том, как Эш поступил с Керром, хотя она очень обрадовалась возвращению маминых изумрудов.

Брэнд поднялся на террасу, потягивая шампанское, ненадолго отделившись от своих гостей, но отнюдь не чувствуя себя одиноким. Его взгляд блуждал по толпе, останавливаясь на родственниках.

Он был чрезвычайно доволен тем, как хорошо все устраивалось. После отъезда Теодоры Роберт, похоже, взял себя в руки, вместе с Эндрю они строили планы превращения конюшни в племенную ферму, а Мэнли теперь работал на них. Бабушка настояла на том, чтобы заняться образованием Флоры и Фебы, пока не будет найдена гувернантка. Не было и речи о том, чтобы Феба поехала на полгода к тете. Роберт был непреклонен. Флориной тете всегда будут рады в Прайори, но с этого времени место Флоры с ним. И последнее по счету, но не по важности: Клэрис и Освальд признались, что ожидают ребенка.

Это было начало новой эры и нового поколения.

Георцогиня подошла к Брэнду и взяла под руку. После приветливого молчания она заметила:

– Твой отец гордился бы тобой сейчас.

Раньше эти слова вызвали бы у него неприятие. Сделав глоток шампанского, Брэнд попросил:

– Расскажи мне о моем отце. Я хочу знать, что он был за человек.

Они находились в ризнице церкви Святой Троицы в Стрэтфорде-на-Эйвоне и просматривали церковно-приходские записи за тысяча семьсот девяносто шестой год. Чернила поблекли, но были вполне разборчивы. Палец Марион скользил по строчкам, когда она читала запись, которую так хотела увидеть: «Джордж Дейн, вдовец, и Диана Ганн, девица, по специальной лицензии».

На лице Марион засияла улыбка:

– Я помню, что папа ехал с нами в Лонгбери, но в коттедже его не было. Теперь, разумеется, мы знаем почему. Он избегал Ханны!

Она последний раз взглянула на запись и решительно закрыла книгу.

– Я больше не желаю оглядываться назад, – сказала она. – Во мне столько счастья, что я боюсь утонуть в нем.

Вернув книгу записей викарию, они вышли из церкви и остановились на ступенях.

– Больше никаких страхов? – спросил Брэнд. Она покачала головой:

– Я никогда не боялась за себя, ты же знаешь. Кроме того, я беру с тебя пример.

– И что это значит?

– Это значит, что мне наплевать на презрение людей, которые не стоят того, чтобы лизать мои ботинки.

Он рассмеялся.

– Предполагается, что это комплимент? Она на мгновение задумалась.

– Не совсем. Это констатация факта, неприкрытая правда. Это одно из твоих самых привлекательных качеств.

Когда она погрузилась в молчание, он поинтересовался:

– О чем ты думаешь? Марион усмехнулась:

– Лучшие люди nopoji рождаются из того, что кажется неблагоприятными обстоятельствами. Как ты, Брэнд Гамильтон, и я не променяю тебя ни на кого на свете! Ты что-то сказал?

Брэнд потер горло:

– Нет, что-то опять в горле запершило.

– Ты простудился?

– В медовый месяц? За кого ты меня принимаешь? Марион рассмеялась:

– Стрэтфорд! Родина Шекспира. Здесь столько всего нужно посмотреть, что я прямо не знаю, с чего начать.

Когда она вопросительно взглянула на него, он ответил:

– Верно. Но это первый день нашего медового месяца, – и небрежно пожал плечами. – Достопримечательности Стрэтфорда никуда не денутся.

– Ты опять читаешь мои мысли, – сказала Марион и направилась вниз по дорожке. – Ну и чего ты ждешь? – спросила она, обернувшись. – Давай вернемся в нашу гостиницу и закроемся от всего света.

В два шага он нагнал ее, и, смеясь, рука об руку, они побежали по дорожке к ожидающей их карете.