Элизабет Торнтон - Опасная близость

Маркус молчал, не сводя с Каталины сверкающих ненавистью глаз. Потом не выдержал:

– Лживая дрянь! Надо мне было воспользоваться моментом, когда ты предлагала себя. Шлюха! Puta!

Удар Эль Гранде заставил его рухнуть на колени. Сплюнув кровь, Маркус процедил сквозь стиснутые зубы:

– Все равно не женюсь на тебе. Никогда! Последовал новый удар, и Каталина закричала.

Когда Эль Гранде вновь поднял кулак, она бросилась к нему, заслонив собою Маркуса, и что-то заговорила умоляющим тоном. Она говорила долго; Эль Гранде молча слушал ее.

Наконец Эль Гранде отдал короткое приказание, и его люди рывком поставили Маркуса на ноги. Отступив на шаг, Эль Гранде окинул его оценивающим взглядом, отчего стал похож на безобидного мальчишку. Маркусу с трудом верилось, что перед ним легендарный вожак повстанцев, одно имя которого наводило ужас на врагов.

– Тебе повезло: моя сестра любит тебя, – сказал Эль Гранде. – Ты женишься на ней, senor, в противном случае твои друзья англичане заплатят за твой грех.

Маркус посмотрел в его безжалостные черные глаза и понял, что проиграл.

В тот же день, вечером, их обвенчали в разрушенной монастырской церкви; сквозь обвалившуюся крышу им сияли яркие звезды. Обряд совершили наскоро. Эль Гранде задумал проводить под покровом ночи Маркуса и его соотечественников до английских позиций, и ему не терпелось поскорей отправиться в путь. Жених и невеста держались напряженно, однако среди остальных свидетелей церемонии царило праздничное веселье. Они знали, что Каталина поймала в свои сети английского лорда, но, хотя свадьба и была скоропалительной, Хуан позаботился о том, чтобы все, в том числе и соотечественники Маркуса, поверили, что молодые люди влюблены друг в друга. Когда новобрачный поцеловал невесту, никто не заметил ненависти в его глазах и холодного блеска – в ее.

Раздались веселые крики, поздравления; он притянул ее к себе и зловеще улыбнулся.

– Теперь ты принадлежишь мне, Каталина, а не брату. Подумай об этом, пока меня не будет. Когда-нибудь придет день расплаты, и ты, змея, увидишь, как твоя победа обернется против тебя.

Маркус поцеловал ее – не прежним, уважающим ее невинность, поцелуем, а безжалостно, грубо, так, что голова Каталины запрокинулась назад. Она дернулась и обмякла, безвольно повиснув в его руках. Маркус крепко обхватил ее талию и привлек к себе, плотно прижавшись бедрами к ее бедрам. Со стороны они действительно напоминали влюбленных, застывших в страстном объятии, их поцелуй был встречен одобрительным ревом.

Когда он отпустил ее, Каталина попятилась, прикрывая ладонью вспухшие губы. На побледневшем лице ее глаза казались огромными, и Маркус кивнул, удовлетворенный тем, что прочитал в ее взгляде.

Тихо, ледяным тоном он сказал:

– Ты прогадала, леди Ротем. Помни об этом, когда будешь мечтать о богатстве и титуле графини.

Круто повернувшись, он, не оглядываясь, направился сквозь толпу улыбающихся испанцев к соотечественникам, которым не терпелось отправиться в путь.

Англия, август 1815

Катрин протяжно вздохнула, выпрямилась в кресле и потерла затекшую от долгого сидения спину. Прическа ее растрепалась; она вынула шпильки и собрала вьющиеся ярко-рыжие пряди в свободный узел на затылке. Пол вокруг кресла был усеян скомканными листами бумаги; пальцы ее испачкались чернилами. Она уже давно сидела за столом, но написанное не удовлетворяло ее.

Хотелось все бросить, но надо было продолжать. Мелроуз Ганн, владелец «Джорнэл», ждал ее статью самое позднее завтра к вечеру. Существовала и другая причина, чтобы довести работу до конца. Позарез нужны были деньги. Катрин, конечно, не бедствовала. У нее оставался этот маленький дом и скромный ежегодный доход, который давало имение отца, но его едва хватало на прожитье. Врачи, особенно армейские, редко бывали состоятельными людьми.

Тяжело вздохнув, она собрала листки и внимательно перечитала написанное. Это был первый из серии очерков, посвященных отвратительным условиям жизни солдат и их семей, с требованием к правительству радикального их улучшения. Теперь, когда война была закончена и Наполеон заточен на острове Святой Елены, наступило самое подходящее время осуществить изменения, которые она предлагала. Катрин знала не понаслышке то, о чем писала. Она все видела собственными глазами, когда сопровождала отца в испанском походе.

Отличительным знаком Э.-В. Юмена – таким псевдонимом она подписывала свои статьи – была точность. Если она писала о Ньюгейте, читатели могли быть уверены, что она лично осматривала эту тюрьму. «То есть не она, а он», – поправила себя Катрин. Авторов-женщин еще как-то воспринимали, когда они писали на банальные темы вроде воспитания детей и благотворительности. Если же они пытались выйти за пределы этого ограниченного круга тем и высказывались о вещах серьезных, используя отпущенный им богом талант, то становились всеобщим посмешищем. Как ни ужасно, но таково было положение вещей. Если бы вдруг открылось, что под именем «Э.-В. Юмен» скрывается женщина, никто не стал бы воспринимать ее статьи всерьез, издатели потеряли бы к ней интерес и она осталась бы без работы.