Сильвия Торп - Алое домино

Глядя на нее, Джеррен недоумевал, как это он сразу не догадался. Орлиный нос, черные волосы и глаза, горделивость и грация поступи, естественные, как дыхание, — все это он уже встречал у смуглых, замкнутых людей, которые кочевали по дорогам, иногда останавливаясь на сельских ярмарках и праздниках. Среди них немало попадалось красавиц, но у Антонии красота стала мягче, тоньше, вероятно, за счет наследственности, а скорее, благодаря воспитанию. В общем, она оказалась одной из красивейших женщин, каких ему приходилось встречать, вполне способной своей красотой завлечь и привести в экстаз любого мужчину, но — более чем низкого происхождения, наполовину цыганкой.

И на ней его женили. То был ловкий трюк, приводивший в неописуемую ярость, ибо, невзирая на крайне затруднительное положение, он все же оставался человеком своего времени, преисполненным глубокой гордости за старинное родовое имя. Жениться, конечно, пришлось бы, но в надлежащее время, дабы исполнить долг перед предками и, дав свое имя девушке из хорошей семьи, продолжить род. Теперь же он попался в ловушку отчаянной нужды и хитроумно расставленные сети сэра Чарльза, вступив в своего рода мезальянс, на который в его кругу смотрят косо и на который он никогда бы не пошел по доброй воле.

— В таком случае, мадам, удивлен вашим жалобам на сэра Чарльза: худо-бедно, но он обеспечил вам замужество. — Тон был беспощадным. — К тому же ему хватило благоразумия держать все в полном секрете. Знай я правду!..

— То предпочли бы остаться в Ньюгейте, нежели взять в жены меня? — Антония говорила с таким же жгучим презрением и гневом. — Разве не мысль о свободе соблазнила вас или не возможность промотать мое состояние так же, как вы промотали свое? И вы хотите, чтобы я в это поверила? А сами-то верите?

Яростное презрение в глазах и голосе Антонии несколько охладило его гнев. В самом деле, верил ли он? Если бы ему все выложили, как есть, отослал бы Торнбери прочь, предпочтя мерзость и грязь Ньюгейта женитьбе на этой девушке, что сейчас смотрит с такой враждебностью, словно бросает презрительный вызов? Внутренне посмеиваясь над собой, понял, что нет, не предпочел бы.

— Наверное, нет. — Тон его был весьма принужденно сдержанным. — Теперь легко рассуждать, но тогда я, пожалуй, воспользовался бы любой возможностью вырваться, как, собственно, и поступил, согласившись на предложение сэра Чарльза.

— Да и какой пленник не согласился бы! — В голосе Антонии звучала горечь, а в глазах, устремленных на огонь, появилось выражение, не свойственное столь юному возрасту. — Думаете, только в таком месте, как Ньюгейт, можно понять весь ужас пожизненного заключения? Да весь этот дом — тюрьма для меня, а сэр Чарльз — тюремщик! А теперь, зная, что скоро я стану совершеннолетней и он уже не сможет насильно держать меня здесь, навязывает этот брак с человеком, которого специально подкупил. Так что отныне он может быть уверен, что его тюрьма никогда не опустеет.

Джеррен ответил не сразу. Потрясенный происшедшим, рассматривавший ситуацию только со своей точки зрения, он лишь сейчас понял, что Антония стала такой же жертвой хитросплетений сэра Чарльза. Ясно одно: церемония была вполне законной, их с Антонией обвенчали, и теперь уже ничего не достигнешь, хлеща друг друга оскорблениями.

— Может, вам лучше всего было бы рассказать мне всю историю полностью, — произнес он наконец. — Отступать нам обоим уже поздно, а хорошая порция искренности может сослужить куда более добрую службу.

Она пренебрежительно передернула плечами: — А история невелика. Энтони Келшелл должен был скоро жениться — на выбранной отцом девушке из хорошего рода, с богатым приданым — когда встретил мою мать. Стал открыто появляться с нею на людях, не скрывая, что они любовники. Разразился скандал, семья невесты отказала ему от дома, сэр Чарльз закатил истерику, и все это кончилось тем, что Энтони вместе с возлюбленной уехал в Лондон.

И там, полагаю, назло отцу завел дружбу с кузеном, Роджером Келшеллом. Сэр Чарльз всегда питал недоверие к этой ветви фамилии. Пока не было Энтони, они числились в наследниках, и он всегда подозревал, что Роджер желает смерти Энтони и восстановления своего прежнего положения наследника. Несколько месяцев спустя его опасения оправдались: пришло сообщение, что Роджер, поссорившись с Энтони за карточным столом, вызвал его на дуэль и убил.

— Правильно проведенная дуэль, — подчеркнул Джеррен, — едва ли может считаться убийством.