Роксана Гедеон - Парижские бульвары

– Он так сказал? Он знал, что его могут арестовать?

– Видно, что так, мадам. Господин банкир успел всего два часа отдохнуть. Потом явились гвардейцы с приказом Комитета общей безопасности об аресте. Господин банкир не стал с ними спорить. Он только сказал мне: «Видишь, Андре, это все интриги Батца и моего дорогого отца. Он давно мечтал упрятать меня за решетку».

Я подавленно молчала. Отец Клавьера – министр финансов, один из влиятельнейших членов правительства и Жиронды. Отношения между ним и Рене были скверные. Но неужели до такой степени?

– Господин банкир был очень рад, что оставит Конвент с носом. У них казна пуста, вот они и арестовывают богатых, чтобы немного разжиться. Да только с него они ничего не получат – все его деньги в Женеве и Лондоне…

– Это я уже слышала, Андре…

Сердце у меня ныло так, что было трудно дышать. Клавьер арестован Комитетом. А ведь для тех, кого арестовывает Комитет, есть только одно обвинение – роялизм, шпионаж, действия, подрывающие Республику. И только один приговор – гильотина.

– А они не ушли просто так, негодяи. Они, мадам, учинили здесь разгром. Украли все золотые подсвечники и вообще все, что было в прихожей золотого. А их начальник сказал, что утром они вернутся и опечатают дом, как и приказал Комитет. Дома господина банкира на шоссе д'Антен и в Шуази уже опечатаны…

– А мне он что-нибудь передавал, ну хоть что-нибудь? – взмолилась я с болью в голосе.

Старик лакей вытер слезы.

– Да, мадам.

– И что же?

– Он приказал вам не хлопотать за него и не ввязываться ни в какие дела, чтобы его освободить.

– Он, что, уверен, что его отпустят? Разве такое бывает? Андре вздохнул.

– Да, во время революции такое бывает редко. Но ведь господин банкир – не простой смертный. В конце концов, неужели отец-министр допустит, чтобы его сына казнили?

Не дослушав Андре, я выбежала на улицу. Капли дождя упали мне на лицо. Я задыхалась от горя. Проклятая революция, проклятый фанатизм, проклятый Париж!

Да, проклятый Париж! Зная, что я ускользаю, этот город ужалил меня напоследок, сжег мне душу, где только начинало теплиться чувство, разорвал меня на части – одна стремилась к Жанно, другая к Клавьеру… Я уезжала с потерянным сердцем, Париж украл его у меня и мог теперь злорадно хохотать.

Как во сне добралась я до Севрской заставы. Сквозь слезы, застилающие глаза, я видела тощую фигурку Брике, прикорнувшего у караульного столбика. Он проснулся только тогда, когда я растолкала его.

– Это вы, мадам? Вот чудо-то! А я уж не знал, что и думать. Может быть, вы заболели? – Я не ответила на его вопрос, и Брике весело продолжил: – Такие чудеса со мной творятся! Приезжает среди ночи какой-то толстый болван, вытаскивает меня из постели, везет на самый край Парижа и на этом месте вышвыривает из коляски. Жди, говорит. Вот я и жду. Только я вовсе не знал, что жду именно вас.

– Мы едем в Бретань, – проговорила я с трудом.

– Прямо сейчас, с ходу! Вот это спешка так спешка! Я люблю всякие приключения. Если б вы сейчас сказали, что мы отправляемся в Америку, я бы вот так, босиком, сразу пошел за вами. А заставу – штурмом брать будем?

– У меня есть пропуск, – отвечала я сухо, – и хватит паясничать.

Меня сейчас совершенно не волновала проверка пропусков. Я подала документы сонному гвардейцу, и вид у меня был очень спокойный. Какая-то минута – и мы были вне Парижа…

– Мадам, – восклицал Брике, подпрыгивая на одной ноге, – ну, мадам, ответьте же!

– Что еще такое?

– Деньги у вас есть? Завтракать очень хочется…

Мы шли, не останавливаясь. Брике давно понял, что я не расположена поддерживать разговор, и покорно молчал. Я, в свою очередь, привыкла к его постоянному посвистыванию. Между Флери и Плесси-Пике мы углубились в Медонский лес, и я слышала, как шуршат башмаки Брике по земле. В лесу было сыро и холодно, ночь еще не кончилась. Мальчишка жаловался, что замерзает, и мы, поразмыслив, вышли из чащи и зашагали вдоль Сены по версальской дороге.

Предрассветная свежесть слегка приглушала боль, вызванную известием об аресте Рене. Мне дышалось свободнее. Я успокаивала себя тем, что лично от меня ничто в этом мире не зависит. Еще неизвестно, смогу ли я добраться до Сент-Элуа… Во всяком случае, Жанно – первейшая моя обязанность. Как бы ни было это больно, но я знала, что всегда предпочту сына возлюбленному. Кроме того, меня ждет не только Жанно. А Шарло, Аврора? Они нуждаются во мне, они маленькие и беспомощные. А Рене… При всем своем желании я бессильна помочь ему.