Роксана Гедеон - Парижские бульвары

– Я пойду посмотрю, что там болтают солдаты.

Батц ушел. Некоторое время после его ухода все молчали, подавленные тревожным предчувствием. Испуганно сопел Шарль Луи, прижимаясь личиком к руке матери. Принцесса Мари Тереза, спустившаяся с верхних этажей, ничего не понимала в этом молчании и не решалась расспрашивать.

– У меня есть все основания полагать, – дрожащим голосом произнес хромой комиссар Лепитр, – что этот неявившийся солдат вовсе не испугался, а просто пошел в Коммуну и донес о побеге.

– Коммуна? – переспросила я. – Да она же вся подкуплена Батцем! Эбер, Шометт – все они продались барону. Они любой донос бросят под стол, и все дела!

Звук моего голоса утонул в каком-то шуме. Какие-то тяжелые удары, стук, крики заставили всех содрогнуться. Непонятный, неожиданный шум внезапно прекратился, но лишь на мгновение: вскоре раздались два пистолетных выстрела, а между ними – грубый оглушительный окрик:

– Кортей, Мишони, свиньи проклятые! Открывайте, черт возьми, язви вас в кочерыжку!

Грубые слова, к которым примешалась непристойная брань, доносились от тюремных ворот.

– Что такое? – прошептала принцесса испуганно. – Я узнаю голос Симона…

Да, это наверняка был Симон – его голос, его манеры, даже его любимое ругательство «язви вас в кочерыжку». У меня дрожь пробежала по телу. В это мгновение я была почти уверена, что меня через несколько минут арестуют.

– Пойдемте! – воскликнула королева, принимая решение раньше других. – Быстро наверх, в спальни, в кровать! Все мы спали. Ясно, что все провалилось…

Подхватив сына на руки, она вместе с принцессой в мгновение ока скрылась на лестнице.

Из мрака вышел барон де Батц.

– Слушайте, барон, я пистолетным выстрелом раздроблю этому дуралею череп! – воскликнул Кортей. – Симон и пикнуть не успеет.

– Не надо, – решительно произнес барон. – Сегодня надеяться уже не на что… Ступайте, откройте ему! Среди нас был предатель, он-то и донес Симону обо всем.

Кортей неохотно подчинился. Симон барабанил в ворота, угрожал разнести Тампль и гильотинировать всех, кто в нем находится.

– Мишони, наверх, к королеве! Помогите им спрятать одежду. – Барон стремительно повернулся ко мне: – Как, сударыня, вы еще здесь?

– Не могу же я воспарить в небо! – произнесла я злобно.

– Ступайте наверх! Мне надо как-то вывести вас отсюда…

– Вывести – со второго этажа?

– Как вы глупы! Вам следует переодеться гвардейцем… Под видом патруля мы немедленно покинем Тампль.

Я бросилась наверх. Подумать только, из-за какого-то подозрительного Симона сорвалось такое предприятие! Вряд ли представится еще подобная возможность… И как жаль, что гарнизон так ненадежен. Будь солдаты тверже и настойчивее, они бы просто прикончили Симона и бросились бы наутек с деньгами, полученными от Батца… Впрочем, кто хочет быть беглецом?

Я в лихорадочной спешке натягивала на себя тугие солдатские брюки, синий мундир, высокие сапоги, стянула на тонкой талии широкий кожаный пояс. Стыдно признаться, но нынче мне было безразлично, что будет с королевой. Я думала только о себе – шаги подозрительного Симона уже раздавались на лестнице!

Едва я успела выскользнуть в боковую дверь, как в комнату королевы ввалился, изрыгая ругательства, этот неподкупный комиссар. Нетрудно было понять, что он пьян. Трижды обозвав королеву шлюхой, а юного короля – щенком, Симон обрушился на Мишони, называя его изменником.

Я уже не слышала, как оправдывался Мишони и успел ли он спрятать остальную гвардейскую форму. Приглушая учащенное дыхание, я осторожно спускалась по черной лестнице. Две ступеньки, одна, порог, дверь… Выскочив на улицу, я во весь дух помчалась к группе людей, сгрудившихся у башни. Заговорщики молча пропустили меня в середину.

У меня бешено колотилось сердце, пока Кортей приказывал открыть тюремные ворота – якобы для того, чтобы выпустить патруль. Время тянулось бесконечно медленно… Я оглядывалась на освещенные окна башни Тампля, словно ожидая увидеть там что-то ужасное, касающееся меня. Скорее бы, скорее бы уйти отсюда! В такой переделке невольно захочется молиться…

Мы промаршировали через ворота довольно бодро, несмотря на то что ни у кого из патрульных не было ружей. О них как-то все забыли в этом маскараде. Барон де Батц вскочил в коляску, приготовленную для королевы, подал мне руку. За нами на кожаные сиденья втиснулось еще пять человек. Коляска полетела по улицам Парижа легко, как стрела.