Джил Грегори - Сладкая мука любви

Монтана, 1882 год

– С возвращением, дорогая!

Голос отца звучал хрипловато, взволнованно, и Эмма Маллой не нашла ответных слов. Она смогла лишь молча переступить порог двухэтажного здания, под крышей которого выросла.

Дом! После всех этих лет она снова дома! За спиной сгущались мягкие лавандовые сумерки Монтаны, подкрадываясь из-за неровной линии горных вершин, и дом манил к себе, распахивал знакомые объятия. Здесь прошло ее детство, и только здесь она чувствовала себя в полном смысле дома. Весело потрескивал огонь в камине, запах горящего дерева мешался с запахом свежевыпеченного хлеба, неяркий свет настольной лампы вносил свою нотку в общее ощущение уюта, но куда важнее был теплый прием тех, кто значил для Эммы больше, чем весь остальной мир, вместе взятый.

Пять лет – пять долгих лет! – проведенных далеко к востоку от Монтаны, в колледже… Но они позади, и она снова там, куда всегда мечтала вернуться, – на ранчо «Эхо». Ничто не могло омрачить ее радости. Кроме одного.

И вот об этом-то она и не станет думать, по крайней мере сейчас. Не станет – и все тут! Слишком много чести для Такера Гарретсона, если само его существование испортит ей возвращение домой!

Эмма медленно, не спеша осматривалась по сторонам, заново привыкая к знакомой обстановке, лицо ее сияло:

– Все в точности как раньше!

Уинтроп Маллой поставил на пол саквояж дочери и улыбнулся ей. По дороге домой отец был против обыкновения немногословен. В ответ на расспросы он отвечал, что все в порядке, но девушка, сама не зная почему, почувствовала вдруг беспокойство, и лишь теперь, когда улыбка осветила его грубоватое, такое родное лицо, тревога ушла.

– Я рад, что ты наконец здесь, Эмма. По-настоящему рад. Девушка без слов бросилась отцу на шею, и глаза его увлажнились.

– Ай-яй-яй, ты нисколько не изменилась! – Уинтроп Маллой ласково усмехнулся, поглаживая дочь по голове. – Все так же плачешь от радости.

– Верно. – Эмма смахнула слезинки. – И уж если на то пошло, папа, большей радости у меня не бывало все эти пять лет. Как же я скучала по тебе… по Коринне, да и по всему! Стоило только вспомнить ранчо, и нашу долину… – она глубоко вздохнула, – и весь штат Монтана. Филадельфия великолепна, но она не заменила мне дом.

– И не заменит?

– Нет.

Поддавшись новому порыву, девушка изо всех сил обняла этого громадного, кряжистого человека, который вырастил ее и воспитал. Выполняя обещание, данное умирающей жене, он отослал дочь на восток, в колледж, чтобы дать ей представление об иной жизни, иных людях, чтобы она могла сделать выбор. Выбор оказался нетрудным. Каждый день и едва ли не каждый час Эмма мечтала о возвращении, отчаянно скучая по отцу. Ей недоставало жеста, которым по утрам он ласково ерошил ей волосы, недоставало его низкого спокойного голоса, отдающего распоряжения на старте нового дня, и безмятежных вечеров, которые они проводили вдвоем в его кабинете. Она сворачивалась клубочком в громадном кресле, с романом в руках, а отец садился за расходные книги. На столе рядом с ним всегда дымилась чашка кофе с хорошей порцией виски, а над головой витало ароматное синеватое облако сигарного дыма. Эмме казалось тогда, что она вдыхает не столько смешанный запах хорошего табака и напитков, сколько аромат иной, мужской жизни.

Только первое лето из пяти она провела дома. Отец, правда, навещал ее несколько раз, но это было совсем не то. Встретиться снова в родном доме – вот о чем она мечтала все эти годы.

Глядя на дочь, видя ее искреннюю радость, Уин Маллой испытывал глубокое облегчение. Похоже, думал он, общество богатых барышень с востока не больно-то ее изменило. Конечно, дочка подросла, похорошела, но все это лишь внешние отличия. Эта красивая молодая женщина с густыми и гладкими черными волосами осталась все той же непоседливой, милой крошкой Эм, когда-то носившейся по ранчо с растрепанными косами и раскрасневшимися щеками. Разумеется, теперь ни пряди не выбивалось из модной прически, и дорожное платье было сшито с большим вкусом, но вряд ли Эмма Маллой забыла, как попасть из ружья точно в цель и как обогнать в бешеной скачке верхом любого по эту сторону Скалистых гор. Но самое главное, она по-прежнему всей душой любила Монтану и зеленую Уиспер-Вэлли, где простиралось ранчо «Эхо».